София Волгина - Век Екатерины Великой

Так или иначе, но отношения Петра Федоровича и его жены Екатерины Алексеевны нельзя было окрестить иначе, нежели сумасшествием. Их можно было назвать самыми неподходящими супругами во всей империи, ежели не во всем мире. Единственное, что в какой-то степени их объединяло – любовь к театру. В Ораниенбауме он немного перестроил свой дворец, дабы расширить зрительский зал с красивыми ложами, занимающий пространство высотой в два этажа. Премьера первого представления прошла под его личным руководством, сопровождаясь музыкой, кою играл на скрипке сам наследник. Петр так увлекся театром, что в своем Ораниенбауме открыл школу актерского мастерства. Принимались в основном крепостные с пригожим лицом, с двенадцати лет. Великий князь серьезно занялся обустройством своих владений – особливо Ораниенбаума. Во всю строился новый дворец со всеми прилегающими к нему постройками. Петерштадт должон был явить собой миниатюрную крепость, расположившуюся на двух гектарах принадлежавшей Петру земли.

Проект, представленный итальянцем Ринальди, Петр Федорович значительно откорректировал и начал строительство каменного двухэтажного дворца в год своего тридцатилетия. Весь комплекс крепости представлял собой двенадцатиугольную звезду, окруженную земляным валом и рвом с водой. Через ров были перекинуты три подъемных моста. На пяти бастионах размещалось двенадцать чугунных пушек. На крепостном плацу возвели Почетные ворота, а на Арсенальном дворе разместили деревянные здания арсенала, гауптвахты и казармы для гарнизона голштинских солдат, коих государыня Елизавета после долгих и настойчивых его просьб разрешила выписать. Перед дворцом разбили парк и оградили место для зверинца. Так у Петра все дни были заняты его детищем-дворцом, зверинцем, театром, фавориткой, а самое главное, муштрой своих голштинцев, перед коими он выходил в форме полковника прусской армии. Он обожал свое обиталище в Ориенбауме, вдали от тяготившей его тетки с ее двором. Государыня же Елизавета Петровна, само собой, воспринимала его образ жизни с нескрываемым раздражением.

– Отчего мой Чертушка последнее время пропадает в своем Ораниенбауме и носа не показывает?

– Наследник занят, – подал голос Александр, мигнув правым глазом, – строительством Петерштадта, военной крепостью. Вернее, там все уже с месяц как построено, заканчивают с отделкой.

– Сие мне известно, но интересно – все оное время что он там делает? Неужто сам на стройке трудится?

Главный начальник Тайной канцелярии четко ответствовал:

– Его Высочество ревностно отнесся к строительству, контролировал все, что возможно. Думаю, Ринальди сие не пришлось по сердцу. Но там Его Высочество еще стоял в стороне, а вот когда перешли к отделке, занялись мебелью, картинами – вот тогда он стоял, как говорит архитектор, над душой.

Явно заинтересовавшись сообщением, императрица слушала с всевозрастающим вниманием.

– Ну и как, Александр Иванович, есть ли там, на что посмотреть? Он здесь мне изрядно хвастался, приглашает скоро взглянуть на творение итальянца Ринальди. Как показал себя сей начинающий архитектор? Я слышала, Великой княгине нравится внутреннее убранство.

– Я видел его с самого начала строительства. Внешний стиль Великий князь спланировал сам.

Вмешался Иван Шувалов:

– Я побывал там совсем недавно. По словам Петра Федоровича, он несколько раз просил Ринальди исправить проект. Сам же каменный дворец по форме довольно оригинален: квадрат со срезанным по вогнутой линии углом, где и сделан парадный вход. Благодаря оному миниатюрный дворец кажется намного значительней и массивней.

– В самом деле? На двух гектарах можно построить что-то внушительное? – удивилась Елизавета Петровна.

– Такому восприятию способствует балюстрада, венчающая здание, – высказался фаворит императрицы.

– Этот балкончик будет служить трибуной, – едва слышно произнес главный инквизитор.

Императрица, бросив на него полный иронии взгляд, промолчала.

Иван Иванович продолжил высказывать свое мнение:

– Великий князь не лишен вкуса. Изнутри весь интерьер выглядит весьма фешенебельно. Сей Ринальди с большим искусством использовал лепку, лаковые росписи, живописные плафоны и паркеты дорогих пород дерева.

– Сие второй этаж, а что на первом?

– Первый этаж занят служебными и складскими помещениями, а на втором, не знаю точно, но, думаю, около десяти богато убранных просторных комнат.

От долгого разговора государыня Елизавета заметно устала.

– Стало быть, у него все уже укомплектовано. Пора и съездить осмотреть, – насмешливо заметила она, поднимаясь. Иван Шувалов проворно подошел к ней и, взяв под локоть, сопроводил императрицу в ее покои.

Александр Шувалов рассказал о сей беседе жене, а та, между прочим разговором, поведала о нем Великой княгине.

«Понятно теперь, почему он так занят своим Петерштадтом, – подумалось Екатерине, – ведь там он может говорить со своими солдатами на родном языке, вспоминать с ними родные места, шутить, пить немецкое пиво, курить и философствовать. Им всем тоже не по нраву Россия, ее уклад жизни, отношения между людьми и их культура. Ничего им здесь не нравится. Все токмо и мечтают о времени, когда Петр Федорович станет императором, дабы получить обещанные льготы, богатство и чины».

Болтливая жена Александра Шувалова, сообщив об изысканной обстановке в Петерштадте, не забыла поведать Великой княгине и о мебели, кою вице-канцлер Воронцов получил из Франции и коей обставил свой недавно отстроенный дом.

– Вы не представляете, как он доволен, – захлебываясь от восторга, говорила Шувалова. – Оная мебель стояла в покоях фаворитки короля Людовика, мадам Помпадур.

Когда в приватной беседе с Бестужевым Екатерина Алексеевна упомянула сей разговор, канцлер, хитро поглядев на княгиню, неожиданно громко рассмеялся. Успокоившись, он сказал:

– Хм. Когда Шуваловы и Воронцов стали наступать мне на пятки своими французскими происками против Англии, я провел быстрое расследование и наткнулся на след сей любовницы французского короля.

– Что ж, пусть Михаил Воронцов благодарит маркизу де Помпадур и с наслаждением пользуется ее старой мебелью, рассчитывая на новые благодеяния. Не все, слава Богу, так легко продаются.

Канцлер усмехнулся.

– Может, и саму Помпадур король Людовик отправит в объятья мерзкому Шувалову, – произнес канцлер с большой долей желчи.

– Уж не знаю, что и думать о семье Шуваловых, – задумчиво сказала Великая княгиня. – Они сумели так поставить дело, что Елизавета Петровна, которая ненавидит пруссаков, позволила ему выписать себе из Голштинии тысячу солдат. Можете себе представить! Окромя места для жилья, их ведь надобно и кормить трижды в день.