Екатерина Сергацкова - Война на три буквы

Вынужденные переселенцы массово возвращаются домой. Подписанное в Минске перемирие работает: на въезде в Донецк — многокилометровые очереди машин. В донбасскую столицу возвращаются, несмотря даже на то, что дороги периодически обстреливаются.

Посреди мариупольской трассы, неподалеку от ДНРовского блокпоста например, из воронки торчит снаряд. Стрельба здесь не прекращается: ежедневно, по разу-два в час, в разных концах города раздаются взрывы. Местами работает «Град», местами — гаубицы и минометы.

Эпицентры войны прежние: хуже всего приходится районам возле аэропорта и вокзала, чуть легче — Петровскому району, граничащему с Марьинкой, за которой стоят украинские войска.

Десятилетний Коля проводит мне экскурсию по бомбоубежищу на Петровке.

«Вот, — говорит, — здесь живет моя семья, а вот тут, — показывает на крохотный стол, заставленный посудой, — мы кушаем». Готовят семьи у себя дома — в бомбоубежище нет газа, — а готовую еду приносят сюда, в подземелье. «Душа и туалета здесь, — говорит Коля, — тоже нет».

— Как же вы живете? — спрашиваю я, с трудом понимая, как в таких условиях можно провести хотя бы сутки.

— Ну, у кого дом неподалеку, ходят в туалет туда, а у кого нет... сами знаете... на улицу, — стесняясь, отвечает мальчик.

Сам Коля живет в этом бомбоубежище с июля. Так вышло, что его родной дом попал в эпицентр обстрелов, а когда он с семьей перебрался в другой район, начали стрелять и там. В школу не ходит: некуда.

Неподалеку от этого бомбоубежища располагается разбомбленная школа. Снаряд прошил потолок в кабинете английского. На доске осталась то ли с умыслом, то ли без, запись детской рукой мелом: «Спасибо большое! Донецк, 2014 год».

Директор школы не следил за своим бомбоубежищем, поэтому здесь условия одни из худших. Внизу прохладно и сыро, на деревянные поддоны настелены старые матрасы, электричества нет. На одном из таких матрасов, раскинувшись звездочкой, безмятежно спит годовалая Лиза, не обращая внимания на шум и холод.

Пока она спит, ее мать, тридцатилетняя Света, курит на улице, выслушивая подъехавших с гуманитарной помощью волонтеров из группы «Ответственные граждане». Гражданского мужа Светланы, сорокалетнего беззубого мужчину с потемневшей кожей, сократили — он работал дворником.

— В Бердянск с детьми поедете? Перезимовать хотя бы, — спрашивают у Светы волонтеры. Света, недолго думая, отмахивается: «Не надо», — говорит.

С мужем она не расписана, а паспорт свой она несла в фонд, да попала под обстрел, из дома уехала, где документы теперь, не знает, да и черт с ними, с документами, главное, жива, — размышляет она.

— А в Бердянске что? Там же «нацики», — продолжает Света. Лучше тут, в Донецке, сидеть, так безопаснее. «А то мы наслушались, как там убивают, насилуют, — всерьез говорит Света. А тетя Наташа поддакивает.

Тетя Наташа — старшая по бомбоубежищу. Принимает гуманитарку, распределяет, решает вопросы. В мирной жизни она работала бухгалтером. Среди ее друзей — сплошь «активисты» ДНР.

— На Яценюка противно смотреть, Аваков голубой, а Порошенко так вообще... — перечисляет тетя Наташа все, что знает о политиках.

Тема киевских чиновников заводит ее за полсекунды. Вот она уже громко рассказывает, что сюда, на Петровку, регулярно приезжают диверсионные группы «нациков» с пулеметами, которые обстреливают район. Причем «нацики» одеты, как правило, в гражданскую одежду либо форму ДНРовцев — «маскируются».

Чуть позже я увижу на дороге, ведущей к разбомбленной школе, группу военных, одетых в форму «армии» так называемой Новороссии, на машине с прицепленным гранатометом. Спустя несколько минут после этого во двор школы — аккурат туда, где сидела тетя Наташа, — прилетят два снаряда.

В некоторых бомбоубежищах нет не только света, но и еды и воды. Точнее, во время дождей воды бывает по колено, а питьевую жильцы бомбоубежищ покупают в магазинах в перерывах между обстрелами. Одного мужчину во время такого похода на Киевском проспекте убило снарядом.

Многие из жильцов бомбоубежищ не выходят на улицу днем — позволяют себе выйти «подышать» только глубокой ночью, когда не стреляют. Боевики ДНР, которые еще пару месяцев хвастали тем, что расчистили бомбоубежища и снабдили людей всем необходимым, уже давно не появляются у подопечных.

Люди остались наедине со своей темной и сырой жизнью.

— Пока тихо — кто-то бежит кипяток принести, — спокойно рассказывает старушка — одна из жительниц бомбоубежища, и вдруг переходит на крик: — Мы тут скоро сдохнем! Вы нас будете отсюда выносить!

— Вчера вот один бутерброд разделили на всех. Один! — добавляет другая.

— Они (ДНР) снабжают Ворошиловский и Ленинский районы, где спокойно, а тут, где бомбежка идет, никого нет, — продолжает первая старушка. — Забыли нас все. Говорят: ну, приходите к нам сами за помощью. А кто ж у нас пойдет-то?..

Брошенными оказались и старики, переехавшие в центральные общежития из разрушенных домов. В одной из комнат для переселенцев живет бабушка-диабетик. У нее гниет нога, а помочь ей некому.

К таким, как она, не доходят медики: в Донецке врачи — роскошь. Те, кто остался работать в осажденном городе, занимаются в основном ранениями террористов — на остальных не хватает мощностей.

Практически все держится в Донецке на местных волонтерах, которых не трогают боевики ДНР. Они понимают: если волонтерам не дать возможности заниматься своим делом, мирным жителям придется еще тяжелее.

Именно волонтеры ездят в свободные от ДНР города за редкими лекарствами, продуктами, средствами гигиены, которых в Донецке становится все меньше. Впереди зима, и волонтеры готовятся к тому, что придется завозить в Донецк печки-«буржуйки». В разбомбленных районах городские власти вряд ли успеют наладить теплоснабжение.

А пока волонтеры занимаются подсчетами будущих трат, руководители террористов «Донецкой народной республики» и «полевые командиры» ужинают в самых дорогих донецких кафе. Все это наблюдают. Между ними и «народом», ради которого они якобы и устроили войну, — пропасть.

В Донецке уже никто ничего не ждет. Ни выборов в Раду, которым здесь не суждено состояться, ни выборов в ДНР — все понимают, что это фейк. Ни войны, ни мира. Город как будто поместили в пластиковую упаковку и выкачали воздух, а из людей — волю.

Донецк стал городом-призраком, в котором сохраняется лишь видимость жизни. Столица Донбасса погружается в кому все глубже. Как будет выходить из нее — вопрос большой и сложный — пока безответный.

Екатерина Сергацкова, «Украинская правда»

8 октября 2014

Выборы в Украине и ДНР—ЛНР уже проходят отдельно: 26 октября — в Украине и 2 ноября — в непризнанных «республиках».