Нина Молева - Княгиня Екатерина Дашкова

— Орловы? Что ж тебя удивило?

— Государыня не расстается с Григорием. Из-за ушибленной ноги ему было велено лечь в личных покоях, да еще лежать в присутствии ее императорского величества. Обед был накрыт на три персоны около его канапе.

— Но ты была третьей, Катенька?

— Да, но Орлов…

— К этому следует привыкнуть. Настанет время, и его место займет кто-то другой, лишь бы ты свое за собой сохранила. Поверь, друг мой, это совсем не просто.

— Дядюшка, я не рассказывала тебе, как достались мне последние недели, между тем Орлов…

— Делал свое дело. Постарайся быть с ним в мире, если хочешь оставаться около обожаемой тобой императрицы. Государи не склонны испытывать чувства благодарности. И напротив — те, кто оказал им самые большие услуги, всегда, рано или поздно, убираются с их глаз.

— Незаслуженно?

— Полно, Катенька, разве дело в заслугах? Монархи не любят ни иметь, ни тем более вспоминать долги, тем более совести. Люди, которым они обязаны, сразу становятся им в тягость, коль скоро в них уже нет былой нужды. Говорят, должник всегда глаз колет.

— Но государыня решительно ничего мне не должна. Все, что я делала, я делала от чистого сердца, будучи убеждена в ее талантах и так необходимой для России образованности.

— И ты сгоношила множество людей, не правда ли? Все гвардейские офицеры, с которыми ты говорила, стали участниками этих событий. А вот мы с твоим батюшкой одни были причастны к аресту правительницы Анны Леопольдовны, не будешь же считать двух солдат и одного пьяного трубача! Одни, Катенька! И что же, кого назначила покойная Елизавета Петровна, крестная твоя, канцлером, кому передала все государственные дела, с кем нищенский век свой на гроши коротала, на чьи деньги хозяйство свое вести могла? Мне? Так нет же, врагу нашему и собственному Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину, который пера положить не успел, которым завещание в пользу династии Брауншвейгской сочинял. Послушайся его советов правительница, быть бы цесаревне Елизавете Петровне в монастыре, а Воронцовым в жестокой ссылке.

— Но ведь вы же с батюшкой с императрицей чуть не сызмальства росли. И как же верить Бестужеву?

— И дивиться нечему. У Бестужева связи, он по всей Европе человек известный, а братья Воронцовы — что они, кроме Александровой слободы да Покровского села у Лефортова, видели!

— Но предателю верить!

— Так уж сразу и предатель, Катенька! Скажи, чиновный человек, а это великая разница. Чиновный, он хозяина любит, ему хозяйская рука нужна. Сослали правительницу — так тому и быть. Чего ж ей теперь-то служить? Неужто голову на плаху за нее класть? Анне Леопольдовне служил, теперь верой и правдой преемнице ее послужит. Тут и сомневаться нечего. А Воронцовы и так никуда не денутся. Их верность всей жизнью проверена. Они и подождать могут. Ведь вон сколько, сочти, Михайла Воронцов должности канцлерской дожидался. А мог и не дождаться — так тоже бывает. Вот и тебе мой совет: ничему не удивляйся да поближе к императрице держись. Сейчас около нее столько верных слуг да прихлебателей окажется — места тебе как есть не останется. Так что забывать о себе не давай. К батюшке поедешь ли?

— Непременно. Я к вам к первому.

— Вот и спасибо тебе.

— Побоялась, как вы от присяги отказались.

— Да нет, видишь, два солдата как на часах стояли, так и стоят у подъезда.

— Никто не приезжал, вас не спрашивал?

— Лишь бы подольше не спросили, а там, Бог милостив, и обойдется. За тетушку вот только беспокоюсь — не вернулась она доселева из Ораниенбаума.

— Тетушку я уж в Петергофе видала. Она государыне императрице орден да ленту статс-дамы вернуть пожелала, да ее императорское величество не приняла, обратно на тетушку надела и ее расцеловала. Я так и полагала, что тетушка немедля в Петербург поедет.

— Вот и слава Богу, что хоть тут обошлось. Может, и в остальном обойдется. В эдакой-то замети и затеряться неплохо. А ты поезжай, Катенька, поезжай. Не держу тебя. Поскорей только во дворец ворочайся.

— Прощайте, дядюшка, себя берегите да в случае чего за мной человека спошлите немедля.

Солдаты. Множество солдат. Ворота настежь. Парадные двери отвором. В распахнутых окнах и то видны, Кто-то коновязи по сторонам двора придумал. Коней кормят. Что твой Петергоф!

— Как же это ты, Катерина Романовна, государственного преступника почтить своим визитом изволила? Не забоялась?

— Батюшка, да что случилось?

— А то и случилось, что вот уже сутки целые под караулом Роман Воронцов состоит. Мало что двор набит, в доме у каждой двери по двое часовых. Ни тебе пойти, ни двери притворить.

— И кто ж это распорядился?

— Откуда мне знать? Ворвались, разместились, да и весь сказ. Вон офицер ихний здесь всем и командует.

— Господи! Глупость какая! Государыня велела тебе, батюшка, охрану дать на тот случай, коли какие беспорядки в гвардейских полках начнутся. Рядом же они — всяко бывает. Но чтобы в доме, чтобы по комнатам… Господин офицер, я только что от государыни и хочу знать, сколько здесь ваших подкомандных.

— Сотня, княгиня.

— Но к чему так много? Вы вместо удобства и покоя доставили моему родителю одни неприятности. Я приказываю немедленно отпустить большую часть. В солдатах сейчас везде надобность, а здесь хватит и нескольких человек.

— Я лично, и никто иной, отвечаю за своих солдат, и ваш приказ для меня необязателен, княгиня.

— Вы хотите, чтобы я пожаловалась на вас самой императрице? Я не собиралась этого делать, если вопрос решится миром.

— Можете обращаться — я выполняю приказ.

— Да вот кстати ординарец полковника Вадковского. Вы с приказом от вашего командира, месье?

— Да, мадам. Солдаты на карауле у дворца валятся с ног от усталости. Их давно не сменяли, а здесь множество народу.

— И совершенно бесполезного. Для защиты моего отца от всяческих случайностей достаточно нескольких человек. Всех остальных я разрешаю вам взять.

— Речь идет не о вашем отце, княгиня, а о графине Елизавете Романовне. Ее привезли под родительский кров, и государыня позаботилась, чтобы графине не было причинено никакого зла или обиды.

— Вот оно что! Но уверяю вас, здесь графиня в полной безопасности. Или были еще какие-то распоряжения?

— Да, на тот случай, если бы графиня Елизавета Романовна пожелала последовать за государем в Ропшу или вообще пожелала выехать из города.

— Графиня, я уверена, не предпримет подобных попыток!

— Кто знает, княгиня. Графиня отважно последовала за государем в Кронштадт и добивалась, чтобы ее отправили вместе с ним в Ропшу.

— Какое безумие! Но обещаю отговорить ее от подобных выходок. За ней вполне могут приглядеть наши слуги и сам граф Воронцов.