Гиви Карбелашвили - Пламенем испепеленные сердца

Царь Ростом медлил, боялся меня и моих родичей, Дадиани же явился в Сачхеидзо и стал ждать старого пса, который из Сурами со своим войском пошел не через Лихский хребет, а в обход через Самцхе. Мы, узнав об этом, подошли к Багдати, чтобы следить за князем Дадиани, явившимся с большим войском. Царь Георгий совсем обессилел от старости, ему трудно было ехать на лошади, мы даже не хотели его брать, но он настоял на своем и поехал на муле… Мы разведали все, что было нужно, и уже возвращались назад, чтобы готовиться к походу… Леван Дадиани привел в Багдати огромное войско… Кто-то нас предал, и Леван снарядил за нами погоню… Старый царь Георгий отстал и попал в плен. Теперь этот алчный злодей, привыкший продавать грузин османам, потребует большой выкуп за царя… Нам ничего другого не оставалось, как провозгласить царем Александра, чтобы злодей умерил свой аппетит и не надеялся на большой выкуп: одно дело — царь, а совсем другое — бывший царь…

— Да-а, трудное дело, государь, — робко заметил ошеломленный всем услышанным юноша.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Теймураз.

— А то, что живой царь трона лишился.

— Эх, сынок, жизнь есть нескончаемая битва, в которой смекалка порой оказывается важнее самой острой сабли. Во-первых, мы приняли такое решение ради блага самого Георгия, во-вторых, Георгий тайно от Дадиани сообщил нам о своем согласии, ибо он уже стар и не может управлять царством. Так что не насильно, против его воли, а с его одобрения свершили дело это. Запомните вы оба — и ты, и Датуна — когда я состарюсь и не смогу лошадь оседлать и женщиной овладеть, — при этих словах Теймураз, как отец сыну, улыбнулся юноше, — тотчас передам венец и престол Датуне. Царь Георгий еще раньше завещал престол Александру, о чем хорошо знал его младший брат царевич Мамука, потому-то он первый настаивал на том, чтобы престол занял Александр, исходя из пользы и выгоды царства, родины, а я первую очередь — родного отца.

Если мы сейчас вступим в Картли и Кахети, коварный Ростом сообщит об этом Левану Дадиани, а тот может повредить царю Георгию. Пока мы ведем переговоры и приглядываемся, как Дадиани себя поведет, Ростом спокоен, если же он заупрямится, то возможно, что до Картли и Кахети мы вынуждены будем вторгнуться во владения Дадиани, ибо нехристь Ростом без разрешения шаха через Лихский хребет переступить не посмеет, да и вообще этому вовсе не бывать… После освобождения Георгия из плена Дадиани дорога в Кахети будет для нас открыта. Может случиться, что мы не будем дожидаться вестей от Георгия, а сделаем наоборот — подавив злодея Ростома, сломим Дадиани без боя, духовно.

— Но ведь все картлийские дидебулы признали власть Ростома, — печально заметил Гио-бичи.

— Это только с первого взгляда так кажется. Картли легко не покорится иноверцу. Картли была и будет столпом совести и чести Грузии. И признание власти, в этом я не сомневаюсь, не что иное, как притворство перед старым шакалом. — Царь в задумчивости провел пальцем по лбу и после небольшой заминки продолжал: — Если же в Картли все-таки возьмут верх вероотступники, тогда мы позаботимся о нашей родной Кахети и со стороны будем наблюдать, как долго продержится этот бездетный старик на картлийском престоле.

— Истину молвишь, государь, — вставил свое слова Гио-бичи, — Датуна ничего не потеряет, если временно откажется от Картли… хотя он ведь по матери — наследник картлийского престола…

— Это и бесит Ростома: сам бездетный, он боится Датуны, потому ты особенно должен беречь царевича… От твоих глаз и ушей многое зависит, ибо в твоих руках будущее родины. Ты сам знаешь, как нужно охранять наследника двух престолов… Береги его, как зеницу ока своего. Пусть Датуна без меня ничего не предпринимает, я обо всем буду сообщать ему. Если дело затянется, я заберу сюда его жену Елену и всех троих внуков. Ждите моего слова… А теперь ступай отдохни, чтобы чуть свет отправиться в обратный путь… Да, во дворце не знают, кто ты?

— Я никому ничего не говорил.

— И не говори, врагов и здесь много. Теперь ступай и отдохни.

— Мне нечего отдыхать. Накормлю коня, и мы отправимся в путь.

— Тебе все-таки надо вздремнуть. Хорешан позаботится о тебе.

…Теймураз не стал тянуть. Зять и тесть решили, что походом на Кахети они и Ростома сломят, и Дадиани сделают более сговорчивым, и царице Мариам не позволят одурачивать картлийцев при поддержке двуличного и лживого мужа. Александр сказал, выразив и мнение тестя, — муж с женой «Картлис цховреба» переписывают, а жизнь в Картли на кизилбашский лад переиначивают. И шаха обманывают, и над Грузией измываются с помощью самих же грузин.

Теймураз взял с собой Иотама Амилахори, во главе имеретинского войска поставил царевича Мамуку и, перейдя через Рачинские горы, миновав Цхинвали, вышел к Захори, спустился в ущелье Лехуры и остановился со свитой во владениях Амилахори, предусмотрительно оставив войско в лесу принадлежавшей азнаурам Коринтэли.

Поглощенный предстоящей операцией, отклонил радушное приглашение хозяина подняться в крепость Схвило, хотя сердце сильно тянуло туда, — там в затворничестве жила избранница души его.

Ночь царь провел в Квемо-чала, в башне Амилахори, утром же поднялся вместе с войском на гору, пересек Пантиани и бросил затуманенный грустью взор на крепость Схвило, сверкавшую в лучах утреннего солнца…

Потам перехватил этот взгляд, но ничего не сказал.

На реке Ксанн их поджидал Эристави Иасе.

В Тианети к ним присоединился Заал Эристави с большим отрядом горцев-мтиулов, пшавов и хевсуров, подоспели и сыновья Давида Джандиери, князья Чолокашвили, Джорджадзе и Вачнадзе, много было могучих мужей, во всеоружии явившихся со своими дружинами.

Войска, прибывшие из разных княжеств, оставили Тианети и перевалили через Гомборскии хребет.

По дороге Теймураз беспощадно и мгновенно разбил кизилбашей, стоявших лагерем в окрестностях Алаверди, никого в живых не оставил — свежи были силы.

Кахетинцы, прослышав о приближении Теймураза, словно вышедшая из берегов река Дуруджи, боевыми отрядами потекли к Велисцихе, присоединяясь к царскому войску, которое направлялось к Сигнахи.

Селим-хан едва ноги унес.

Теймураз вернулся в Кахети и укрепился в Сигнахи.

Парсадан Цицишвили был на седьмом небе от радости, даже о разорении поместья своего не кручинился, когда убытки подсчитывал. Воодушевленный изгнанием Ростом-хана Саакадзе, готов был молиться на царя Ростома. Когда повелитель Картли явился в его владения, чтобы возместить нанесенный ему урон, а заодно осмотреть поля и луга, сады и виноградники, Парсадан сделал вид, будто ничего не произошло. «Я готов на любые потери, — заявил князь, — только бы мой государь и шах Сефи благоденствовали, а все остальное — пустяки…» Ростом пожаловал Парсадану халат и пятьдесят коней из своего табуна, столько же коров и большую отару овец, — знаю, сказал он ему, ты отблагодаришь меня в десятикратном размере.