Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский)

Определив ранее общий порядок действий по отношению к Крыму, она пока не думала о способе, каким крымская независимость впишется в будущий мирный трактат с Портой. Основательные рассуждения графа ее заинтересовали — слушала она внимательно, хотя внешне выглядела безучастной.

— Придется, видимо, потратить немало трудов, чтобы уговорить крымцев на такое соглашение с Портой, — негромко, но выразительно сказала она, скользнув легким взглядом по припудренному лицу Панина.

— Да, дело непростое, — вздохнув, согласился он. — Но это задача вторая… Сперва надобно наш акт с Крымом заключить.

Екатерина снова мысленно похвалила Панина. А вслух сказала:

— Скоро сюда прибудет татарский калга-султан Шагин. Не попытаться ли свершить желаемый акт с ним?

Панин покачал головой:

— Я, ваше величество, поначалу тоже об этом подумал. Но теперь совершенно убежден: именно здесь, в Петербурге, и нельзя сего делать!

— Почему же?

— Оный акт не мог бы тогда быть представлен свету как результат общего и единомысленного желания всех татар… Я полагаю, что следует не теряя времени отправить в Крым от высочайшего двора особу знатного чина и с полной мочью для заключения акта там, на месте… Замечу, что присутствие в Крыму оружия вашего величества и страх татарский перед ним ускорят подписание помянутого документа.

— Пожалуй, вы правы, граф, — сказала Екатерина после некоторого раздумья. — Вот только насчет особы… У нас там господин Веселицкий обитает поверенным. Может, он самолично добьется нужного решения?

Панин опять качнул головой:

— Перед Веселицким мы не ставим такой задачи. Он будет домогаться уступки крепостей… Для такого торжественного акта нужна особа высокого чина.

— Тогда я пожалую Евдокима Алексеевича генерал-поручиком и пошлю в Крым. Он ранее с татарами дело вел — теперь пусть заканчивает… А Веселицкого — в статские советники. Но предпишите ему, чтобы к приезду посольства почва для скорых и удачных трактований была взрыхлена…

После аудиенции у хана прошла неделя. Переводчик Дементьев задерживался в пути и о времени своего прибытия в Бахчисарай не уведомлял. Веселицкий не стал ждать его далее и, как позже написал в рапорте Долгорукову, «пылая ревностью и усердием в исполнении повеления, призвал Бога в помощь и решился дело начать».

Утром двадцать второго октября он пригласил к себе ахтаджи-бея Абдувелли-агу, которому Сагиб поручил вести переговоры, и, усадив гостя за стол, угостив кофе, сказал проникновенно:

— Вся Крымская область и все татарское общество, несомненно, уже ощущают те высочайшие милости, кои ее императорское величество столь щедро мобильно изволила на них излить, доставив вольность и независимость на древних крымских правах и преимуществах. Именно она избавила татарские народы от несносного турецкого ига, под которым они горестно стонали более двух веков…

Продолжая нахваливать императрицу, Петр Петрович воздал должное и Сагиб-Гирею, избравшему для переговоров столь мудрого государственного мужа, которым, безусловно, является Абдувелли-ага.

Ахтаджи-бей в долгу не остался — заверив в истинной и нелицемерной дружбе, он, в свою очередь, рассыпался в комплиментах Веселицкому.

— Не только Крымская область, но и все татарские народы с самого начала войны с Портой многократно убеждались в вашем к нам расположении. И поэтому все усердно желают иметь министром при его светлости хане именно вас. Мы и впредь настроены пользоваться вашими дружескими советами и желаем благополучного пребывания в Бахчисарае.

Веселицкий поблагодарил за такое доверие, шагнул к стоявшему в углу большому сундуку.

— Наши обоюдные должности требуют откровенного между нами согласия и понимания, — сказал он, открывая тяжелую крышку. Вынув несколько лисьих мехов, медно сверкнувших в луче золотистого солнца, протянул их аге: — Прошу принять в знак моей истинной дружбы этот мех… Хочу также добавить, что за содействие в делах, мной представляемых и относящихся к общей пользе, обещаю вам благоволение князя Долгорукова.

Абдувелли-ага, не скрывая удовольствия, причмокивая и вздыхая, долго мял пальцами ласковый мех, любуясь дорогим подарком.

Веселицкий, прищурившись, некоторое время наблюдал за гостем, а потом, пользуясь его благодушным настроением, тщательно подбирая слова, кратко пересказал содержание письма Долгорукова, адресованного хану.

Пока речь шла о независимости Крыма, о том, что хан не должен более вступать с Портой ни в какой союз, Абдувелли продолжал разглядывать меха и слушал рассеянно. Но когда Веселицкий стал излагать требование об уступке крепостей — насторожился, отложил подарки и дальше слушал внимательно.

— Значит, Россия собирается навсегда оставить в своих руках Керчь, Еникале и Кафу? — переспросил ага, едва Донцов закончил переводить.

— Нет-нет, — поспешил возразить Веселицкий. — Ты не так понял!.. (Наклонившись вперед, тоном рассудительным и участливым он стал разъяснять смысл требований России.) Само собой разумеется, что по праву завоевания мы можем оставить их за собой. И никто в свете не попрекнет нас за это, ибо право завоевания признано всеми державами… Но в том-то и дело, что мы не желаем следовать этому праву в отношении Крымской области, с которой вступаем в вечную дружбу и нерушимый союз.

— Тогда как следует понимать требуемую от нас уступку крепостей?

— Заботясь об охране и защите вольного Крыма от турецких происков, ее величество согласилась бы принять оные крепости под свою власть, если бы его светлость хан попросил ее о том.

Донцов старательно повторил интонацию Веселицкого.

— На аудиенции ты говорил, что письмо Долгорук-паши должен подвезти переводчик, — заметил Абдувелли.

— Лукавил я, — признался Веселицкий, делая простодушное лицо. — Оно со мной. Только написано по-русски. Хотел, прежде чем передать хану, сделать перевод… Но уж коль мы о нем заговорили — прошу пересказать содержание его светлости.

Абдувелли пообещал и слово сдержал.

На следующее утро к Веселицкому пришел дворцовый чиновник.

— Хан требует отдать письмо для прочтения! — коротко объявил он.

— А не знаешь ли ты, любезный, как воспринял хан слова ахтаджи-бея?

— Сказал, что все полезное для общества и сходное с нашим законом будет им одобрено.

Веселицкий отдал письмо.

Долгий опыт общения с татарскими начальниками подсказывал ему, что ответ будет получен не скоро. И очень удивился, когда уже на следующий день пришел Абдувелли-ага.

— Хан и диван рассмотрели условия Долгорук-паши, — сказал ага. — Они находят уступку крепостей противоречащей нашей вольности и не приемлют ее.