Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая

Она оставила девочек на кухне, за вафлями и молоком:

– Восемь утра, выходной. Мама, что ли? Или Аарон забыл что-то? – Клара всегда приводила в порядок спальню. Рав Горовиц прощался вечером с девочками, желая им спокойной ночи. Она перестилала кровать, меняла постельное белье:

– Что тебе надо? Он любит тебя. Он всегда о тебе и детях позаботится… – Клара застыла, с подушкой в руках:

– Все равно, хорошо, что я осторожна. Но Людвиг… – она замотала головой, – если он жив? Если он в тюрьме, в лагере? Я никогда, никогда себе такого не прощу… – затолкав белье в корзину, женщина унесла ее в ванную. С кухни слышался шепот, шуршание. Клара крикнула: «Доедайте вафли! Надо чистить зубы, и умываться!». Девочки спали в одной кровати. Аарон, однажды, хотел спеть им колыбельную, но Клара тихо сказала:

– Не надо пока. Они могут об отцах вспомнить. Им тяжело будет… – женщина прикоснулась ладонью к его щеке: «Просто не сейчас».

Открыв дверь, Клара покраснела: «Рав Горовиц, вы неожиданно…». Из-за его спины выступил паренек лет шести, в крепко пошитой суконной курточке, в грубой, вязаной шапке. Он прижимал к груди плетеную корзинку:

– Я Пауль… – медленно, запинаясь, проговорил мальчик, – у меня котик… – крышка корзинки приоткрылась. Клара увидела испуганно прижатые уши, черную шерстку.

– Томаш! – Сабина бежала, протянув руки:

– Тетя Клара, Адель, Томаш… – кот выскочил из корзинки, бросившись навстречу девочке.

Они с Аароном оставили детей в передней. Томаш бодал головой ладошку Сабины, девочки тискали кота. Пауль улыбался:

– Котик дома… И я дома… – на кухне Клара приоткрыла форточку, поставив кофе на плиту: «Курите, рав Горовиц». Аарон зажег ей спичку, на мгновение, задержав ее руку в своей руке:

– Послушай меня, пожалуйста… – днем, или при детях он всегда называл ее госпожой Майеровой.

Аарон вспоминал пустую, хмурую, туманную улицу, крепкие рукопожатия, веселый голос Питера:

– Мы решили начать с самой большой синагоги, и видишь, нам повезло… – Питер взглянул на хронометр:

– Оставаться мы здесь не можем, сам понимаешь. Поедем в отель… – он оглянулся: «Пауль не спит».

Мальчик держал плетеную корзинку, где что-то двигалось.

Границу они миновали без трудностей. Со стороны Судет им отдали честь, и даже не подошли к багажнику. Чешские солдаты, правда, попросили его открыть, но чемодан не тронули. Они остановились в какой-то рощице, Питер признался Генриху:

– Я боялся, что они заинтересуются багажом. Тогда бы все пропало… – Пауль, с котом, устроился на заднем сиденье, под пледом. Перед выездом из Ауссига, они купили корзинку. Кот сам туда запрыгнул, и стал мурлыкать. Генрих, ведя машину, тихо сказал:

– Пауль улыбается. Петер… – он помолчал, – мальчик не еврей. Ты уверен, что Аарон… – Питер кивнул: «Конечно, уверен».

Рав Горовиц дал им свой адрес, подмигнув Питеру:

– Кузены наши здесь, но тебе нельзя им на глаза показываться… – Питер знал, что герцог все рассказал Маленькому Джону. Они не встречались, когда Питер был в Англии, но дядя Джон, коротко, заметил: «Он в Блетчли-парке, в шифровальном отделе. Он вашу корреспонденцию получает».

– Нельзя, – согласился Питер, нацарапав что-то на листке из блокнота:

– Спроси у них, может быть, они встречали такого человека… – Аарон спрятал бумагу в портмоне: «Непременно. Пойдем, – он взял руку Пауля, – увидишь двух, замечательных, маленьких девочек, и маму их тоже. Ее тетя Клара зовут… – они договорились встретиться вечером. Питер и Генрих обняли мальчика: «Веди себя хорошо, милый». Питер погладил ребенка по голове:

– Увижу ли я его? Гитлер не оставит Чехию в покое. Опять куда-то ехать, спасать детей… Господи, и когда все закончится… – Генрих посмотрел вслед раву Горовицу:

– Тетя Клара… Видел, какое у него лицо счастливое? Пора бы, два года прошло.

Питер сел за руль:

– А у нас, Генрих? Когда у нас, наконец, случится что-нибудь… – он повернул ключ в замке зажигания, мерседес заурчал. Генрих откинулся на сиденье:

– После войны, мой дорогой. Если выживем, конечно… – он скомандовал: «Отель Париж, рядом с Вацлавской площадью. Я навел справки. Лучший завтрак в городе».

Аарон отпил кофе:

– Ненадолго, Клара. Я что-нибудь придумаю, обязательно… -она покачала головой:

– Нет. Бедный мальчик, его два года с рук на руки передают. Кто его сюда привез? – требовательно спросила женщина. Аарон вздохнул:

– Мои берлинские знакомые. Клара… – рав Горовиц помолчал, – он не такой, как все, ты видела…

Женщина помахала рукой, разгоняя дым:

– Мы все не такие. Обсуждать больше нечего… – взяв ее ладонь, Аарон прикоснулся губами к запястью:

– Я не смогу сегодня прийти, милая. Мне надо с ними встретиться… – Питер и Генрих сказали, что все равно, осторожность не помешает:

– Я здесь по заданию абвера, – весело заметил Генрих, – но совсем не хочется наткнуться на столичных знакомых. Макса, например, или его приятеля, Шелленберга… – Аарон помрачнел: «Адрес у вас есть. Приезжайте на трамвае, по отдельности».

Аарон не отнимал губ от ее руки. Клара высвободилась: «Сейчас дети придут, милый».

Женщина стояла в передней:

– Он ушел, я маме позвонила. Ничего, где двое, там и трое. Паулю семья нужна. Ему девять, а выглядит на шесть лет. Я их прокормлю, – женщина усмехнулась, – для евреев мы паспорта бесплатно подделываем, а другие за такое золото отдают. Людвиг бы обрадовался… – Клара, внезапно, схватила ртом воздух, такой острой была боль, внутри: «Людвиг…»

Она прикусила, до крови, костяшки пальцев, заставив себя успокоиться.

Дети сидели кружком на ковре, разложив альбомы и краски. Клара бросила взгляд вниз. Поняв, что Пауль никогда не видел кисточки, она опустилась рядом. Кот урчал в корзинке, на полу валялась разодранная мышка. На улице начало моросить. Девочки склонили темноволосые головы над рисунком. Клара осторожно, аккуратно водила рукой Пауля. У него были теплые пальцы. Пауль считал:

– Один, два, три, четыре… – раскосые, голубые глаза взглянули на Клару:

– Четыре… – взяв карандаш, Клара подписала фигуры:

– Клара, Пауль, Адель, Сабина… – девчонки сопели, Клара потянулась в их сторону: «Что у вас?». Они, разумеется, нарисовали Томаша.

Адель положила голову на плечо матери:

– Пауль хорошо рисует, как Сабина. А где наш папа? – спросила девочка.

Тикали часы, дождь стал сильнее. Клара поднялась: «Пойдемте, милые. Пора обедать».

Завтрак в «Париже», действительно, оказался отменным.

За большим окном виднелась узкая, вымощенная булыжником, улочка Старого Города. Вацлавская и Староместская площади, ратуша, со знаменитыми курантами, находились за углом от отеля. В городе еще было пустынно, начиналось воскресенье. В ресторане гостиницы тоже царила тишина. Посверкивали лазоревые мозаики на колоннах, звякали серебряные ложечки. Постояльцы курили, закрывшись газетами.