Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

Король Станислав не хотел больше лавировать. Он принял решение умиротворить страну при тесном и искреннем сотрудничестве с Петербургским двором. Но было уже поздно. В то время как он писал, это письмо, Екатерина II вместе со своим первым министром графом Паниным готовила послание прусскому королю, в котором давалось согласие на раздел Польши…

Фридрих II занимался проектом договора между Пруссией и Россией относительно раздела Польши, когда ему доложили о прибытии на прием австрийского посланника барона Ван-Свитена.

— Я жду, — сказал король, откладывая бумаги.

Он не очень полагался на своих министров и занимался внешнеполитическими вопросами лично. Не только потому, что вопросы эти имели сугубо важный, главенствующий характер государственной политики. В его правительстве не было такого искусного дипломата, который мог бы на равных состязаться с австрийским министром Кауницем. В своем деле Кауниц сущий дьявол, и неискушенному политику попасться на его удочку довольно просто. Он уже обвел вокруг пальца турецкого визиря и самого султана, заставив их путем посулов раскошелиться в пользу Австрии. Теперь Кауниц норовил поживиться за счет других государств-соседей. «Могу побиться об заклад, — подумал король, — что просьба барона об аудиенции связана с польским вопросом».

Фридрих вышел из-за рабочего стола и пересел в кресло. Несколько сделанных им шагов отозвались в ногах острой болью. Его уже давно мучила подагра, и он не находил средств излечить ее. Врачи советовали ехать на воды, но, во-первых, воды дают лишь временное облегчение, а во-вторых, у него не было для этого времени. Сейчас был такой момент, что, упустив его, можно было лишиться знатного куска, запах которого ему давно уже не давал покоя.

Барон Ван-Свитен, как всегда подвижный, самоуверенный, желавший во всем походить на своего министра, не вошел, а словно влетел в кабинет, расшаркался в поклонах и тотчас заговорил:

— Мое правительство направило в Петербург депешу касательно мира с Турцией, о чем вашему величеству было уже сообщено. Мое правительство надеется, — что ваше величество одобрительно отнесется в содержанию этого документа.

Депеша Кауница, о которой говорил посол, отвергала русские условия мира с Турцией. Зная об этом и в душе одобряя позицию Кауница (Фридрих не желал усиления России за счет Турции), король тем не менее счел разумным до поры до времени не выкладывать на стол свои карты. На слова барона он отвечал, что лично предпочитает ответы более умеренные, нежели те, которые Австрия делала прежде, и что он, желая всегда мира, был постоянно на стороне средств, к тому ведущих…

Закончив речь, король предложил послу кресло против себя. Беседа продолжалась. Но теперь разговор пошел уже совсем о другом. Оставив в покое русские мирные условия, барон сказал, что его правительство желало бы получить от его величества разъяснения по польскому вопросу в свете сделанных им предложений.

— Мне трудно что-либо сказать, поскольку еще ничего не решено, — промолвил король. — Однако, — добавил он, покосившись на стол, где лежал проект договора между Пруссией и Россией, — решение может состояться в самое ближайшее время.

— Если положение обстоит именно таким образом, — сказал посол, — не могли бы вы, ваше величество, дать мне, по крайней мере, письменное удостоверение, что Австрии будет обеспечено в этом деле полное равенство с Пруссией и Россией?

Фридрих пожал плечами, заметив, что это зависит не столько от него, сколько от России. Вызвать его на откровенность было не так-то просто. Король был осторожен и вел себя так, что посол постоянно чувствовал огромную дистанцию, разделявшую их.

— Мне поручено сделать вашему величеству предложение, — после некоторой паузы заговорил барон, не желая более тянуть время. — Уступите Австрии княжество Галацкое за право на ту часть Польши, которая при разделе этой страны будет назначена нам.

Король с усмешкой покачал головой:

— У меня подагра только в ногах, а такое предложение было бы в пору тогда, когда и голова была бы подвержена той же болезни. — Сделавшись серьезным, он продолжал: — Дело идет только о Польше, а не о моих владениях. Кроме того, я придерживаюсь. Мирных трактатов и в связи с этим будет не лишним напомнить вашему превосходительству о данных мне вашим императором уверениях не думать более о Силезии.

Довод короля, неотразимый своей логичностью, на некоторое время смутил барона. Однако у него был в запасе еще один план, и он сказал:

— Есть еще одно средство сделать раздел для нас более выгодным — это отделить от Турции в пользу Австрии Белград и Сербию.

Фридрих с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. В последнее время Кауниц уже не делал секрета из своего союза с Портой. Он даже бряцал оружием, желая воодушевить ее на продолжение войны с Россией. И вот теперь Кауниц устами своего посланника выражал готовность предать интересы своего союзника, отнять у Порты богатые владения на Балканах. Разве не смешно?

Барон Ван-Свитен повторил свое предложение. Король с иронией отвечал, что очень рад тому, что Австрия еще не совсем отуречена, как считают в Европе, и ему приятно, что она хочет поживиться за счет своих добрых друзей — турок.

Посол сделал вид, что не понял насмешки, и снова спросил: что же он, король, все-таки думает по поводу предложения его правительства?

— Я думаю, что это не невозможно, — ответил король.

6 февраля 1772 года между Россией и Пруссией был подписан окончательный договор относительно раздела Польши. Когда Кауниц узнал об этом, он испугался, что останется без доли, и тотчас составил акт о желании Австрии принять участие в намеченном предприятии. Спустя несколько дней барон Ван-Свитен попросил у прусского короля новой аудиенции.

— Мое правительство, — сказал он, — при зрелом обсуждении современного положения приняло решение отказаться от приобретения Белграда и Сербии, однако для поддержания равновесия на севере оно желает приобрести часть Польши наравне с Россией и Пруссией.

С этими словами он вручил королю акт, присланный ему Кауницем. Король внимательно прочитал бумагу и положил ее на стол.

— Мне приятно, что Австрия присоединяется к нашему договору, — сказал он. — Но в акте я не нашел ваших конкретных территориальных претензий.

— Они будут представлены князем Кауницем позднее.

Встреча с австрийским посланником состоялась в феврале. Фридрих надеялся получить ответ от Кауница еще до начала марта. Но март наступил, а в Вене словно забыли о своем акте, о том, что обещали определить территориальные претензии к Польше в самое ближайшее время. В ожидании прошло больше месяца. Наконец Кауниц пригласил к себе посланников России и Пруссии и объявил, что Австрия желает иметь новую границу с Польшей по черте от Вялы вниз по Висле до Сандомира, оттуда до Паркова, затем вниз по Днестру, между Волынью и Красной Русью до Трансильвании.