Регина Дефорж - Под небом Новгорода

Филипп встал и нерешительно огляделся.

— Пойдем со мной, — сказал юноша, — я отведу тебя в помещение для оруженосцев.

Они поднялись по лестнице, пересекли залу, где дремала стража, опершись на древки копий.

— Это комната для придворных дам.

— Королева там? — спросил Филипп так тихо, что Оливье скорее догадался, чем расслышал слова.

— Да, если она не у короля. Что с тобой? Тебе плохо? — обеспокоился трубадур, услышав стон.

— Нет, ничего.

Оливье толкнул дверь, за которой оказалось большое помещение, где стоял сильный мужской запах. Десятки мужчин лежали раздетыми прямо на прохладном полу. Оливье и Филипп перешагнули через нескольких спавших.

— Вот мои владения, — сказал любимец короля, отодвигал полог, за которым находилась высокая кровать. На ней спали, обнявшись, два юноши.

— Амори!.. Ричард!.. Ну-ка, ступайте сейчас же прочь.

Толком даже не проснувшись, юноши соскользнули с постели.

— Отдохни, а я схожу к королю.

Оставшись один, Филипп лег на бок, желая поберечь плечо. «Наконец-то я под одной крышей с ней… моя княжна спит недалеко от меня… Будь благословенна эта рана, подружившая меня с музыкантом и приблизившая к возлюбленной… Господи, я хочу лишь видеть ее и ее сына, которого она назвала моим именем…»

С этой мыслью он заснул, прижав к себе кинжал.

Солнце стояло уже высоко, когда Оливье вернулся на свою кровать. Филипп разделся и спал обнаженным. Трубадур наскоро полюбовался крепким его телом, худощавым и мускулистым, невольно сравнив его с телом короля. Оливье лишь устало вздохнул и улегся, стараясь при этом не задеть соседа. Несмотря на смех и громкие голоса оруженосцев, готовившихся заступить на службу, Оливье тотчас уснул.

Ему снилось, что Генрих ласкает его, дергает за волосы…

— Оливье… Оливье… проснись!

— Что случилось? — не открывая глаз, пробормотал трубадур.

— Оливье, вставай!

Приподнявшись, Филипп увидел седовласого человека, трясшего его товарища. У мужчины были круги под глазами, от него исходило зловонное дыхание. Человек смутно походил на короля.

— Сеньор, дайте же ему поспать, у него был вчера такой тяжелый день.

— А ты кто?! Я что-то никогда тебя не видел. Что ты делаешь здесь?

— Сплю.

— Вижу, чертова рожа… Эй, Оливье!

Наконец спящий открыл глаза.

— Сеньор?! Вы — здесь?

— Что делает этот мужчина в твоей постели?

— Он вчера спас мне жизнь. Я же говорил вам.

— Ты не сказал, что он так уродлив. Как его зовут?

— Порезанный, ваше величество, — ответил за Оливье сам Филипп, — я служу сеньору де Шони.

— Хорошо. Ты рыцарь?

— Нет еще.

— Ты спас моего нежного друга, и я благодарен тебе за это. А теперь вставай, — обратился он к Оливье.

— Государь, я…

— Не жеманься, я уже видел голых мужчин. Ну-ка, живо!

Филипп слез с кровати, стыдливо прикрыв свой напряженный член. Его вид вызвал у короля приступ нежности.

— Жаль, что такое прекрасное тело увенчано такой уродливой рожей! Если бы ты хоть отрастил волосы… Ладно, оденься — со мной на охоту поедешь.

— Сеньор, он вчера был ранен, ему нужен отдых, — сказал Оливье, обуваясь.

— Рана пустяковая, это и так видно. Небольшая охота ему не повредит. Разве я не прав? — обратился король теперь прямо к Филиппу. — Напомни-ка мне твое имя.

— Порезанный, господин.

— Ну так как, Порезанный, я прав или нет?

— Да, ваше величество, вы совершенно правы.

— Поторопимся же, олень уже с нетерпением ожидает нас. Оливье, распорядись, чтобы оседлали для твоего друга коня.

Генрих удалился, окруженный оруженосцами и молодыми придворными.

— Первый раз вижу, — сказал Оливье, — что король заинтересовался человеком, прости, но — не отличающимся красотой… Я думаю, он был поражен видом твоего хера.

— Хоть что-нибудь у меня еще осталось… Помоги-ка мне одеться, это проклятое плечо так болит.

— Старая Эрменгарда говорила, что тебе надо отдохнуть.

— Разве у меня есть выбор?

— Пожалуй, нет, — сказал Оливье, смеясь.

— Почему ты сказал королю, будто я спас тебе жизнь? Это ведь неправда.

— Ну и что? Если бы тебе пришлось спасти меня, ведь ты бы спас? А милость короля не повредит.

— Но зачем ты это сделал?

— Ты мне просто нравишься…

Филипп сделал резкое движение.

— Но вовсе не так, как ты думаешь. Просто нравишься — потому что ты не похож на других и кажешься таким же, как и я, одиноким.

— Я не очень хорошо понимаю, что ты говоришь, повтори.

— Я говорю, что предлагаю тебе свою дружбу. Поторопись, король ждет нас.

Хотя лето подходило к концу, все еще стояла невыносимая жара. Урожай был хорошим, и зерно было убрано в закрома. Наконец-то Франция увидела, что призрак голода понемногу исчезает. Больше стало праздников — к великой радости знатных людей и простых вилланов. По всему королевству устраивались охоты, состязания лодок, пляски, игрища и рыцарские турниры, имевшие особенно большой успех.

Церковь неодобрительно относилась к этим языческим увеселениям и старалась сопровождать их религиозными церемониями, которые для добродушных простолюдинов делались очередным развлечением. И как было не восхищаться богатством церковного облачения, золотом, сверкавшим на одеждах епископов во время Больших месс на открытом воздухе! Также простому люду казалось, что они слышат голоса ангелов, а вовсе не обычных певчих. Новая королева и ее первенец принесли благополучие. В храмах было полно людей, пришедших поблагодарить Господа. Они призывали Божье благословение на короля и королеву.

Потребовалось все умение Бодуэна Фландрского вести переговоры и вся нежность графини Адели, чтобы Генрих дал разрешение Анне съездить в Руан, где должны были крестить сына Гийома и Матильды. Именно они просили Анну стать крестной матерью их маленького Роберта. В действительности же это очень устраивало короля: отсутствие мужа сестры и самой сестры позволяло как следует проучить Бастарда.

Анна отправилась в Руан в начале сентября, в сопровождении капелланов, лекарей, оруженосцев, придворных дам, кормилиц, нянек, портняжек и, конечно же, в сопровождении Елены и Ирины. Елена никому другому не давала в руки маленького Филиппа, самого славного, покладистого и красивого ребенка после ее дорогой княжны.

Длинный королевский поезд растянулся под немилосердным солнцем. Жара несколько смягчалась под пологом лесов, которые приходилось проезжать. Поезд часто делал остановки, чтобы королева и приближенные дамы могли выкупаться в Сене. Анна вновь обрела прежнюю живость характера и тонкий стан. Лишь более полная грудь говорила, что она стала женщиной и матерью. Анна гордилась своим сыном, ребенком крепким и красивым.