Регина Дефорж - Под небом Новгорода

— Я не видел его с восхода солнца, ваше величество, но прикажу его привести немедленно.

— Спасибо, мессир Госслен. Скажите, а как поживает ваш сын? Он уже поправился после падения с лошади?

— Он совсем здоров и сидит в седле, как будто ничего и не случилось. А за беспокойство о моей семье я сердечно благодарю вас.

— Кстати, Елена мне сказала, что у вас в доме есть человек, на редкость уродливый и очень преданный моему сыну. Это так или нет?

— Совершенно верно, ваше величество. Я поручил ему охранять юного принца. Правда, этот мой человек очень страшен, но изуродовала его человеческая рука, он вовсе таким не родился. Лицо его ужасно, но душа прекрасна. Я очень его уважаю и привязан к нему.

— Редкая в ваших устах похвала. А скажите, мессир Госслен, верны ли дошедшие до меня слухи о войне между Нормандией и нами?

— Видите ли, дело в том, что по своему положению я не отношусь к тем, кто посвящен в тайны государя, однако же сам я мало верю этому. Слишком много нитей связывает наши земли. Путешествие, которое вы совершаете, лучшее тому доказательство.

— Да услышит вас Господь!

— Госпожа королева, позвольте мне пожелать вам доброго вечера. — Рауль де Крепи возник в нескольких шагах от Анны. Он подошел так тихо, что она и не услышала его приближения.

— Добрый вечер, граф.

— Путешествие не утомило вас? И как ваше купание?

— Благодарю за беспокойство. Все очень хорошо, спасибо.

Рауль притворился, будто не понимает, что его выпроваживают.

— Я слышал, — сказал он, — вы пожелали послушать музыку, ваше величество. Вот отличные музыканты. Они прибыли от двора германского императора. Не хотите ли их послушать?

Анна кивком головы выразила согласие.

Трио музыкантов, двое мужчин и женщина, сыграли медленную и размеренную мелодию, не имевшую ничего общего с веселостью провансальской музыки, которую Анна так любила.

Уж не музыка ли заставила Оливье покинуть свое убежище?

Он появился, подпрыгивая, танцуя и играя на флейте. Растерявшиеся музыканты, взяв еще несколько аккордов, перестали играть.

— Продолжайте! — крикнул разъяренный Рауль.

— Нет, пусть прекратят, — сказала ее величество. — Я предпочитаю слушать Оливье. Елена! Принеси-ка мои гусли.

— Сестра моя, королеве Франции неприлично так выставлять себя, — сказала, подойдя, графиня Фландрская.

— Адель, милая, не браните меня. Сегодня такой чудесный вечер. Так хорошо, но я отнюдь не забываю, что королева. Мой отец, Ярослав Мудрый, Великий князь, не гнушался петь при народе. Он говаривал, что в песне человек выражает свое счастье быть сотворенным Богом. Также он говорил, что музыка приближает людей к Богу, благодаря ей они становятся лучше.

— Вы всегда переубедите, — сказала, смеясь, золовка.

Адель Фландрская сделала придворным дамам и рыцарям знак приблизиться.

Дамы устроились на подушках, принесенных служанками, рыцари остались стоять позади дам.

Убедившись, что все в порядке, Филипп отошел от возка, где отдыхали кормилицы и ребенок. Он приблизился к собравшимся.

Филипп сейчас находился в нескольких шагах от своей любимой и упивался ее красотой. С первыми же звуками гуслей Филипп закрыл глаза и погрузился в воспоминания. О совместных поездках верхом, об играх, о длинных летних днях, долгих зимних ночах, о ее тонкой руке, о ее улыбке и нежных глазах. Грустные эти воспоминания не вызывали сейчас в нем того страдания, которое прежде обращало Филиппа в дикого зверя. Они вызвали только лишь тихую тоску по родине. Затем Анна запела.

Сначала запела она по-французски, потом перешла на провансальский язык и, наконец, — на русский. Филипп ожидал этого испытания и подготовил свое сердце к нему. Но то, что прежде не смогла сделать колыбельная Елены, удалось гимну жатвы, который они в былые времена часто пели с Анной вместе. Эта песня придала Филиппу сил и уверенности: вдруг показалось, что открывается другой мир, где и ему будет место. Он поклялся сейчас сам себе стать одним из тех рыцарей, о подвигах которых ему рассказывал Госслен де Шони. Из любви к Анне Филипп поклялся стать лучшим из всех рыцарей. Конечно, Филипп не забыл, что дал клятву никогда не пытаться сделать так, чтобы Анна его узнала. Но он решил, что станет другим, — этот другой ведь не связан никаким обетом…

Рауль де Крепи едва сдерживал нетерпение. Этот Оливье определенно стал занимать слишком видное место. Следовало юнца удалить. А королеву он сумеет в подходящий момент заставить заплатить за нанесенные обиды. Пока что Рауль намеревался осуществить маленькое мщение, которое замыслил уже несколько дней назад. Он заметил, что Ирина, молочная сестра королевы, краснела каждый раз, когда он взглядом ненадолго останавливался на ней. Ирина никогда не упускала случая встретиться с ним, несмотря на то, что у Ирины был выбранный королем жених, некто Клемент де Тюссак, из добропорядочной пуатевинской семьи. Впрочем, мщение будет и достаточно приятным: девушка была чистой, с большими голубыми, навыкате глазами, очень яркими губами и красивого оттенка светлыми волосами. Эта приятная перспектива вернула графу хорошее настроение, Рауль решил тотчас же начать охоту. Решив так, он незаметно покинул кружок слушавших.

Граф легко отыскал Ирину. С матерью и женихом она наслаждалась игрой подруги детства. Подняв глаза на внезапно возникшую перед ней тень, Ирина испугалась, что упадет в обморок: она узнала графа. Захваченные музыкой Елена и Клемент не заметили Рауля, сделавшего Ирине знак следовать за ним. Девушка, с бьющимся сердцем поднялась и, не привлекая ничьего внимания, удалилась.

Этот человек так влек ее, что Ирина подчас забывала о страхе при виде Рауля. Каждая частица ее напряженного тела причиняла Ирине боль. Девушка пошла за высокой фигурой, все более удаляясь под сень деревьев. Эта часть леса была темна и густа.

Через несколько шагов Ирина остановилась, всматриваясь в темноту. Она слышала только шум леса, становившегося все более враждебным. Наконец она решилась позвать.

— Сеньор, где же вы?.. Это неприлично покидать меня так… Сеньор, отзовитесь, прошу вас. Святая Матерь Божия, помоги мне…

Ирина упала на колени и стала молиться.

Стоя в двух шагах от нее, граф забавлялся этой сценой, тихо проклиная густую листву, мешавшую луне хорошенько осветить девушку. Впрочем, для исполнения приятного замысла, свет был вовсе не нужен. Наслаждение в темноте не станет меньшим. Правда, графу доставляло удовольствие видеть ужас, отвращение, ненависть на лицах своих жертв. Убивал ли, занимался ли любовью, — он всегда внимательно рассматривал предмет приложения рук своих.

Как дикая кошка, граф сейчас выскочил из укрытия, опрокинул Ирину на мох, закрыл ей рот рукой.