Эптон Синклер - Зубы Дракона

Фюрер был одет в простой деловой костюм, и выглядел, как простой и скромный человек. Он пожал руку своему франкоамериканскому гостю, похлопал Генриха на спине, и попросил принести фруктового сока и печенья для них. Он спросил Ланни о его детстве на Ривьере, а дети слушали с открытыми глазами его рассказы о вытягивании невода с каракатицами и малыми акулами. Он рассказал о находке древних римских монет в своем саду и о «мальчике с севера», который танцевал и доставлял удовольствие на арене Антиба пару тысяч лет назад. Собственное детство Ади Шикльгрубера было унылым, и он не говорил о нём.

Некоторое время спустя он спросил, где Ланни встретился Курта Мейснера, и посетитель рассказал о школе Далькроза в Хеллерау. Хозяин воспринял это, как проявление немецкой культуры, а Лан-ни воздержался упомянуть, что Жак-Далькроз был швейцарцем французского происхождения. Правда, школа была построена и содержалась на деньги немецкого патрона. Гитлер воскликнул: «Такого рода вещи будут славой нашей националсоциалистической администрации, там будет такой всплеск художественной и музыкальной гениальности, что будет поражать весь мир». Ланни отметил, что во всем разговоре он считал само собой разумеющимся, что НСДАП скоро будет контролировать всю Германию. Он никогда не говорил «если», он говорил: «когда» — А это был один из предметов разговора, где посетитель, конечно, не собирался ему противоречить.

Они говорили о Курте и его музыке, которая была чистой «арийской», как заявил фюрер. Ничего показного, никакого иностранного влияния. Жизнь во Франции на протяжении многих лет, по-видимому, не повлияла ни в малейшей степени на композитора. Ланни объяснил, что Курт избегал выходить, и выходил редко, только если его вынуждали. Он рассказал о своей жизни в Бьенве-ню и фюрер согласился, что это было идеальной жизнью для художника. «Такую жизнь, я бы выбрал, но, увы, я родился под другими звездами». Ланни слышал, что он верил в астрологию, и надеялся, что он не будет касаться этой темы.

Фюрер всех нацистов хотел, чтобы этот элегантный и чрезвычайно состоятельный молодой иностранец вышел в мир, как новый сторонник идей национал-социализма. С этой целью он делал всё возможное, чтобы быть обаятельным, для чего он не имел никаких способностей. Поэтому он спрашивал точку зрения Ланни по всем затрагиваемым вопросам. Ланни был социалистом, и Гитлер тоже был социалистом, только, практического характера. Из хаоса конкурентного капитализма должен возникнуть новый порядок. Новый порядок будет существовать, потому что он будет основан на реальном взаимопонимании и будет управляться учеными. Не пагубный, вырождающийся социализм марксистов, который отвергли все понимающие люди. Не социализм, отравленный заблуждениями интернационализма, а социализм, основанный на признании великих расовых качеств, которые сами по себе делают такую задачу выполнимой.

Терпеливо и внимательно фюрер объяснил, что его идеи расы не были немецкими в узком смысле. Ланни тоже был «арийцем», как и культурные классы в Америке. У них тоже была действительно «арийская» цивилизация, и такая же была и у англичан. «Я больше ничего не хочу в мире, как взаимопонимания и мира между моей страной и Великобританией, и я думаю, что в наше время не было большей трагедии, чем война между ними. Почему мы не можем понять друг друга и вместе в дружбе добиться нашей общей задачи? Мир достаточно велик, и он полон беспородных племен, которым мы не смеем позволить получить власть, потому что они не способны её разумно использовать».

Гитлер говорил какое-то время об этих ублюдках. Он чувствовал себя вполне безопасно, рассказывая молодому франко-американцу, что он думает о японцах, своего рода голых желтых обезьянах. Потом он перешёл к русским, которые были по своей природе ленивы, некомпетентны и кровожадны и попали в руки крыс из сточной канавы и дегенератов. Он говорил и о французах, но был достаточно осторожен, сказав, что не хочет вражды между Францией и Германией. Они могут заключить договор о мире, который будет длиться в течение тысячи лет, если только французы откажутся от своей слабоумной идеи окружения Германии и удержания её в кольце врагов. «Это союз с Польшей и Малая Антанта поддерживают вражду между нашими народами. Ибо мы не намерены допустить, чтобы эти люди правили немцами, и у нас есть твёрдая решимость исправить ошибки, которые были зафиксированы в Версале. Вы должны знать, кое-что об этом, мистер Бэдд, потому что вы были в Штубендорфе, и, несомненно, видели своими глазами, что означает для немцев правление поляков».

Ланни ответил: «Я был одним из многих американцев на мирной конференции, которые возражали против этой ошибки».

Так фюрер добился признания от своего посетителя. «Пустые люди называют мою позицию империализмом, но это злоупотребление языком. Это не империализм, а признание очевидных свидетельств истории, что некоторые народы имеют потенциал, чтобы создать культуру, а у других его нет совсем. Если говорить, что энергичные и душевные люди, как немцы, не должны быть окружены и заперты завистливыми и жадными конкурентами, разве это империализм? Если говорить, что эти дети не должны страдать всю свою жизнь от лишений, которые они так долго несут, разве это империализм?»

Говорящий провёл рукой по коротко остриженной светлой голове маленького мальчика.

— Этот Bubchen [46] малыш (нем.) родился в год великого стыда, злого Версальского диктата. Вы можете видеть, какой он худой и низкорослый из-за голода блокады. Но я сказал ему, что его дети будут такими же сильными, как его отец, потому что я защищу фатерланд от блокад. Меня не волнует, что мои враги называют меня империалистом. Я написал, что каждый человек становится империалистом, когда он производит на свет ребенка, потому что он берет на себя обязательства предоставить ему средства существования и смысл жизни.

Ланни, социалист, отягощенный интернационализмом, мог придумать, что ответить. Но он не имел ни малейшего желания портить этот любезный разговор. Пока тигр был готов мурлыкать, Ланни был рад изучать тигров. Он, возможно, был бы под влиянием многих вежливых слов, которые были ему сказаны, если бы не читал Майн Кампф. Как мог автор этой книги заявить, что у него нет никакой вражды против Франции? Или он передумал через пять лет? Очевидно, нет, потому что он создал издательства, которые продают его библию для всех лояльных последователей национал-социалистической немецкой рабочей партии по цене двенадцати марок за экземпляр. Кто-то делает состояние.

Ланни подумал: «Я отнимаю много времени у занятого человека». Но он знал, что, когда наносится визит члену королевской семьи, нельзя уходить без его разрешения. И, возможно, здесь было то же самое. Детей отпустили, было время их ужина. Но фюрер все ещё продолжал говорить. Генрих Юнг наклонился вперед с видом напряженного внимания, и Ланни ничего не оставалось делать, как следовать его примеру.