Эптон Синклер - Зубы Дракона

Три вечера в неделю Фредди и Рахель посещали школу, которую они поддерживали. Фредди вёл класс истории экономических теорий, а Рахель учила пению, оба предмета были важны для немецких рабочих. Ланни ходил туда несколько раз, и, когда студенты, как молодые, так и старые, узнали, что он жил во Франции и там оказывал содействие школе, захотели услышать об условиях жизни в этой стране и, что там думают и делают рабочие. Возникли дискуссии, и Ланни обнаружил, что дисциплинированные и организованные трудящиеся Германии не так уж отличаются от свободной и откровенной компании с юга Франции. Их волновали те же проблемы, и те же фракции превращали каждое обсуждение в миниатюрные войны.

Могут ли рабочие «захватить власть» мирным способом? Отвечать надо было теми же словами, какими был поставлен вопрос. Если в вопросе прозвучали «парламентскими действиями», то его поставил социалист; если в вопросе были слова «избрав политиков», то его задал коммунист. Первый имел за собой авторитет самой сильной отечественной партии и цитировал Маркса, Бебеля и Каутского. Его оппонент в споре принимал за эталон Советский Союз и цитировал Маркса, Ленина и Сталина. Между этими двумя крайностями были те, кто следовал за Троцким, находившимся последнее время в изгнании, или за мучениками Карлом Либкнехтом и «Красный Розой» Люксембург. Были различные «отколовшиеся группы», о которых Ланни до сих пор не слышал. Действительно, оказалось, что чем больше непокорные рабочие подвергались опасности, тем больше они боролись между собой. Ланни сравнил их с людьми на тонущем корабле, пытавшихся выбросить друг друга за борт.

В школе «Sozis» были в большинстве, и Ланни хотел объяснить им свою любимую идею, что все группы должны объединиться против угрозы национал-социализма. Так как он был чужестранцем и зятем Фредди, то ему терпеливо объясняли, что никто не может сотрудничать с коммунистами, потому что они этого не позволят. Больше всех о сотрудничестве говорили коммунисты. Но под сотрудничеством они имели в виду подрыв сотрудничающей организации и отравление умов её членов, процесс, известный как «подрыв изнутри». Любой социалист был готов проиллюстрировать это многочисленными примерами, а также с цитатами из Ленина, чтобы доказать, что это не было случайностью, а политикой.

Члены социал-демократической партии пошли даже еще дальше. Они заявили, что коммунисты сотрудничали с нацистами против коалиционного правительства, в котором участвовали социал-демократы. Это тоже была политика. Большевики верили в хаос, потому что они надеялись извлечь из него выгоду. Хаос дал им шанс, чтобы захватить власть в России, и то, что но не был получен в Италии, не заставит их пересматривать теорию. Им было легко сотрудничать с нацистами, потому что оба верили в силу и в диктатуру. Ещё одна большая опасность для сторонников мирной смены власти была сделка, более или менее открытая, между второй и третьей крупнейшими партиями Германии. Для Ланни стало своего рода кошмаром не то, что это может произойти, а тот факт, что социалисты пришли к такому состоянию ненависти другой партии рабочего класса, что они были готовы поверить, что такая сделка может быть произойти. Еще раз ему пришлось погрузиться обратно в роль слушателя и держать свои мысли при себе, а не рассказывать Ганси и Бесс, чему друзья Фредди и Рахель учат в школе.

Раз в неделю учреждение устраивало прием. Левые интеллектуалы приходили, пили кофе и съедали огромное количество бутербродов c Leberwurst и Schweizerkase 53, обсуждая политику школы и события того времени. Там тогда, действительно, выпускались силы Хаоса и тьмы кромешной [45] Джон Мильтон, Потерянный рай . Ланни решил, что каждый берлинский интеллектуал был новой политической партией, а каждые два берлинских интеллектуала представляли политический конфликт. Некоторые из них носили длинные волосы, потому что это выглядело живописнее, и другие, потому что у них не было ножниц. Некоторые приходили, потому что хотели получить аудиторию, и другие, потому что хотели есть. Но, независимо от причин, их нельзя было заставить вести себя тихо, и ничто не могло заставить их согласиться с оппонентом. Ланни всегда думал, что громкие голоса и яростные жесты являются характерной чертой латинских рас, но теперь он решил, что это не было расовой характерной чертой, а чертой экономического детерминизма. Чем ближе страна подходила к кризису, чем больше шума её интеллектуалы производили в салонах!

Ланни совершил ошибку, взяв жену на одно из этих собраний, и оно ей не понравилось. В первую очередь, большинство из спорящих говорили по-немецки, а это не очень приятно звучащий язык, если он не был написан Гейне. Для постороннего это звучало, как кашель, плевки, и урчание в задней части горла. Конечно, были многие, кто был в состоянии говорить на плохом английском, и они были готовы продемонстрировать это жене Ланни. Но они хотели говорить о персоналиях, событиях и доктринах, которые были по большей части ей не интересны. Больше всего в общественной жизни Ирма ценила спокойствие, а ему здесь не было места.

Она всё это высказала своему мужу, который ответил: «Ты должна понимать, что у большинства из этих людей сейчас трудное время, чтобы выжить. Многие из них не получают достаточно, чтобы поесть, и это нарушает их душевное спокойствие».

Он продолжал объяснять, что такое «интеллектуальный пролетариат»: это — масса людей, которые приобрели образование за счёт тяжёлого напряжения ума и тела, но кто сейчас не нашел спроса на то, что они могут предложить миру. Они зарабатывают довольно жалкое пропитание в качестве литературного подёнщика, или преподаванием, или случайными заработками, которые могли получить. Естественно, они были недовольны и сочувствовали обездоленным рабочим.

— Но почему они не могли пойти и получить постоянную работу, Ланни?

— Какую работу, дорогая? Рытье котлованов, клерк или рассыльный в магазине?

— Любую, я думаю, чтобы честно зарабатывать на жизнь.

— Многие из них так и делают, но это не так просто, как кажется.

— Прямо сейчас в Германии четыре миллиона безработных, и работу обычно дают тому, кто имеет подготовку для такого рода работы.

Так Ланни терпеливо объяснял ей все вопросы, как будто ребенку. Беда в том, что он должен был объяснять это много раз, а Ирма неохотно в это верила. Он пытался убедить ее, что теперешняя ситуация пришла в расстройство, в то время как она была воспитана верить, что все было к лучшему в этом лучшем из миров. Если люди не получают работу и или не могут удержать её, то, наверное, что-то неладно с этими людьми. Они действительно не хотят работать. Они хотят критиковать и насмехаться над теми, кто был успешным и много работал, как отец Ирмы. Он оставил ее обеспеченной. Кто мог бы винить ее за эту точку зрения и за обиду на людей, которые бесцеремонно обращаются к ней и расстраивали её своими аргументами?