Эптон Синклер - Зубы Дракона

«Герр Мейснер относился ко мне, как к одному из своих сыновей», — скромно ответил Ланни.

«Ein braver Mensch [39] порядочный человек (нем.) », — подтвердил Его превосходительство. — «Его сыновья служили верой и правдой». Он продолжил говорить о семье своего управляющего, от способностей и честности которого он зависел, как до него зависел и его отец. Слушая эти формальные речи, Ланни догадался, что произошло. Пожилая валькирия напомнила графу, что этот счастливчик, молодой Taugenichts, [40] бездельник (нем.) женился на сказочно богатой наследнице. А Его превосходительство предполагал что, это какое-то молодое ничтожество, корчащее из себя важную шишку и заявляющее о своей близости с одним из его сотрудников!

И вот великий аристократ проявляет снисхождение, noblesse oblige [41] положение обязывает (фр.) . Он все знал про мистера Бэдда, о, конечно! — «Курт Мейс-нер сочинил значительную часть своей музыки в вашем доме, я слышал». Он не добавил: «Я слышал, Курт Мейснер был любовником вашей матери в течение многих лет». Он говорил о композициях Курта и показал, что он действительно знал о них. Echt deutsche Musik [42] , > подлинная немецкая музыка (нем.) , которую можно безоговорочно хвалить. Молодого франко-американца, который построил студию для работы немецкого музыкального гения, можно сравнить с юнкером, который предоставил меблированный коттедж для гения и его семьи.

А теперь выяснилось, что Ланни служил секретарем-переводчиком в штате американской Комиссии, которая вела переговоры о мире. «Я хотел бы поговорить с вами о тех парижских днях», — отметил генерал. — «Вы могли бы объяснить некоторые моменты, касающиеся американской позиции, которая всегда была для меня загадкой».

«Я буду рад сделать все возможное», — вежливо сказал Ланни. — «Вы должны понимать, что ваш великолепный Schloss 49произвел большое впечатление на маленького мальчика, и ваш отец, и вы сами казались мне очень важными личностями».

Его превосходительство приветливо улыбнулся. У него не было ни малейшего сомнения, что его отец был великой личностью, и что сейчас он таким же является. «Планируете ли вы приехать в Штубендорф на это Рождество?» — спросил он.

«Курт приглашал нас», — был ответ. — «Но я не уверен, что мы сможем».

«Я был бы счастлив, если бы вы и ваша жена посетили Schloss, как мои гости», — сказал граф.

«Большое спасибо», — ответил молодой человек: «Я должен буду попросить Мейснеров не ждать нас».

«Я думаю, что они сделают это», — сухо предположил собеседник.

— «Я дам вам знать немного позже. Я должен посоветоваться с женой». Еще одна особенность американцев: они советуются со своими женами, а не говорят им! Но, конечно, когда жена так богата, как эта — Как её зовут?

Они наблюдали за этой драгоценной женой, танцующей с красивым молодым атташе американского посольства. Она более, чем когда-либо, напоминала молодую Юнону. Умелец кутюрье, должно быть, имел этот образ в виду, потому что сделал ее платье из белого шелковистого шифона с намеком на Древнюю Грецию. Из ювелирных украшений она носила только двойную нитку жемчуга. Ее состояние не нуждалось в большом количестве украшений для рекламы, для этого были газеты. Она танцевала с величественной грацией, нежно улыбаясь и никогда не болтая. Да, молодая богиня, и украшение бального зала любого Schieber.

Когда вечеринка закончилась, Ланни сопроводил ее наверх. Она обещала, что не выпьет более двух стаканов шампанского, и сдержала свое слово, но была немного взволнована присутствием столь многочисленных знаменитых персон, чьи костюмы, поведение и манера говорить были рассчитаны произвести впечатление на дочь когда-то рассыльного с Уолл-стрита. Она и ее муж говорили о присутствовавших, в то время как горничная помогала снять с нее платье. После необходимых пятнадцати минут отдыха, принесли ребенка для кормления. Почти восьмимесячного, такой большой свёрток, полный брыканием, ёрзанием и бульканьем. Девочка никогда не нуждалась в приглашении, быстро устроилась. Во время кормления, Ланни рассказал матери о приглашении в Штубен-дорф. Он много рассказывал о «Замке с рождественской открытки» с его заснеженными крышами, сверкающими в лучах утреннего солнца, и сделал это, кажется, так романтично, что Ирма почувствовала, как это было с ним семнадцать лет назад.

«Мы поедем?» — спросила она.

— Если тебе захочется.

— Я думаю, что это будет чудесно! Затем, после некоторого размышления: «В обществе мы будем глядеться хорошей командой, не так ли, Ланни!»

Результаты выборов поставили Генриха Юнга в центре власти. Он позвонил Ланни по телефону и выразил свой восторг. Нет партии, кроме НСДАП, а Генрих пророк её! Не будет ли Ланни любезен, приехать к нему домой как-нибудь вечером и встретиться с женой и с одним из его друзей? Ланни сказал, что будет рад сделать это. Он только что получил письмо от Рика, которое говорило, что немецкие выборы произвели большое впечатление в Англии, и если бы Ланни отправил подборку книг по данному предмету и свои замечания о душевном состоянии страны, то Рик мог бы написать статью для одного из еженедельников. Ланни хотел помочь своему другу и дать понять англичанам, что означает новое движение. Это, конечно, совпадало с интересами Генриха, и он вызвался собрать всю литературу и для того, чтобы статья была написана и чтобы избавить Рика от хлопот!

Ланни оставил свою жену за комфортной семейной игрой в бридж, а сам поехал в пригород в сторону Потсдама, где молодой чиновник жил в скромном коттедже. Генрих выбрал себе правильную deutsches Madel [43] немецкую девушку (нем.) с синими глазами, такими же, как свои собственные, и в соответствии с нацистскими нордическими принципами, которые ставили задачу увеличить правящую расу. Они с гордостью показали двух белокурых милашек, спящих в своих кроватках, и одного взгляда на Ильзу Юнг было достаточно, чтобы понять, что семейство ждёт пополнение. Это было особенностью нацистской доктрины, которые наблюдал Ланни уже у итальянских фашистов. С одной стороны утверждалось, что территория страны должна была расширяться, чтобы дать место растущему населению, а с другой стороны, говорилось, что их население должно быть увеличено с тем, чтобы территория могла быть расширена. В стране Муссолини эта потребность была известна как sacro egoismo [44] … священный эгоизм (ит.) , и Ланни безуспешно пытался разгадать, почему качество, которое считается пороком у человека, становится святым у группы. Он надеялся, что придёт день, когда народы станут порядочными.

Генрих пригласил к себе спортивного руководителя одной из молодежных групп в Берлине по имени Хьюго Бэр. Он был еще одним образцом нордического идеала, которому, как ни странно, очень многие из лидеров партии не отвечали. Между интеллектуалов Берлина ходила шутка о том, что идеальный «ариец» должен был быть белокурым, как Гитлер, высоким, как Геббельс, и стройным, как Геринг, и так далее, насколько хватит вашей вредоносной эрудиции. Но у Хьюго были гладкие румяные щеки и волнистые золотые волосы, и, несомненно, в тренажерном зале можно было разглядеть его фигуру, как у молодого Гермеса. Он до недавнего времени был ярым социал-демократом, работал в молодежном движении в этой партии. Он не только мог рассказать обо всех скандалах этой партии, но он знал, как представить национал-социализм как единственно верный и реальный социализм, с которым немецкие рабочие должны были завоевать свободу для себя, а потом для трудящихся всего мира.