Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

– А …( пропущено цензурой )… хотел я вашу Родину. Где была Родина, когда моя семья умирала от голода и без медицинской помощи? А мне регулярно сообщали, что с семьей все в порядке! Короче, либо мы будем служить вместе, либо расстреливайте меня вместе с ней!

Но с замиранием сердца предугадываемый Речницким ответ – «Надо будет – расстреляем» – так и не сорвался с уст генералиссимуса.

Сталин, выслушав тираду Якова, слегка усмехнулся, снял телефонную трубку и кого-то вызвал. Иосиф Виссарионович сам был не трус, и, говорят, иногда, под настроение, любил проявления безрассудной смелости. А вот увидев наглость, проявленную не по делу, становился беспощадным…

Когда в кабинет вошел вызванный человек – рослый офицер с майорскими погонами, – Сталин отдал ему приказ:

– Разберитесь, что там случилось с семьей генерала Речницкого и немедленно доложите, кто виноват! – затем и секретаря ЦК покинула обычная его выдержка, и он добавил несколько крепких слов на великом и могучем русском языке. А Нина едва понимала, зачем отец матерился на Сталина и зачем теперь Сталин начал материться (с прорезавшимся вдруг заметным грузинским акцентом) на вызванного майора.

Затем Нина с отцом сидела некоторое время в приемной на диване. Майор, переговорив несколько раз с кем-то по телефону, принес им чай с лимоном. Лимон Нина видела первый раз в жизни – тогда их в Средней Азии еще не выращивали, и они в Ташкенте были деликатесом, весьма редко появлявшимся на столах, и, разумеется, далеко не у всех. Запах был очень привлекательным, но она побоялась пить чай, сделав осторожно лишь один маленький глоточек, не в силах сдержать любопытство. Чувствуя постоянно преследующую ее тошноту, девочка опасалась, что ее вырвет прямо на расстеленные вокруг ковры.

Затем снова было долгое путешествие по лестницам и коридорам, и они с отцом вновь оказались в большой черной машине. Но повез их лимузин не в ЦДКА, как надеялась Нина, а куда-то совсем недалеко от Кремля. Эта поездка почти не запомнилась: усталость наваливалась все сильней и сильней, и девочка думала только о том, чтобы продержаться на ногах. Опять был какой-то кабинет – куда меньше сталинского – и Яков беседовал с человеком в мундире, кажется, тоже с генеральскими погонами. О чем? Слова пролетали мимо, не откладываясь в сознании. Запомнилась лишь одна фраза отца:

– Знакомься, Нина. Это Иван Иваныч, мой начальник. А теперь, получается, – и твой.

На следующий день с утра за Ниной пришла машина – правда, на этот раз обычная «эмка». Отец еще с вечера объяснил ей, что теперь ей предстоит учеба:

– Будешь учиться воевать.

– Папа, но ведь война уже кончилась? – удивилась девочка.

– Война кончилась, а военная служба осталась, – ответил Яков, – и чтобы служить рядом со мной, надо по-настоящему этой наукой овладеть. Поняла? – девочка кивнула, и Речницкий добавил: – Жить пока, месяца три, будешь, как в интернате. Со мной видеться не удастся. И запомни: ни о чем не расспрашивай. Все, что надо, тебе скажут. А лишнее знать – ни к чему.

Снова машина везет Нину по Москве, и останавливается перед большим красивым особняком. Сопровождающий, ни слова не говоря, ведет Нину к подъезду. За дверью – дежурный в штатском. Посмотрев бумаги, предъявленные сопровождающим, дежурный указывает на расположенную рядом дверь. За дверью оказываются ступеньки, ведущие вниз…

Первым делом худенькую девчонку решили отвести в столовую, покормить. Но не успела Нина даже притронуться к еде, как от одного запаха пищи ее вырвало. После того как она прополоскала рот под краном, сопровождающий повел ее в другое место – большое помещение, больше всего напомнившее ей физкультурный зал в школе. Подведя Нину к здоровенному гориллоподобному мужику в тренировочном костюме, сопровождающий произнес:

– Вот, дядя Паша, привел тебе новую курсантку, – и, повернувшись к Нине: – Это Павел Сергеевич, твой инструктор по рукопашному бою. Так к нему впредь и обращайся – «товарищ инструктор».

Дядя Паша внимательно разглядывал стоящую перед ним изможденную тринадцатилетнюю пигалицу с косичками, и вдруг по его щекам потекли слезы. Девочка посмотрела на него с удивлением, а он пробормотал:

– Неужели Родине уже совсем некого призвать, что нам присылают таких детей?

– Это приказ, – жестко ответил сопровождающий. – Причем такой приказ, что даже наш, – он показал пальцем в потолок, – не может его отменить.

Оставшись с девчонкой один на один, инструктор вздохнул и со скептическим выражением на лице протянул ей под нос свой здоровенный кулачище:

– Ну, и что ты с этим сможешь сделать?

Нина стояла, едва держась на ногах, перед глазами все качалось и расплывалось. Понимая, что и вправду сделать она ничего не сможет, Нина почувствовала такую ярость на свою проклятую слабость, что от злости резко дернула головой и вцепилась инструктору в запястье зубами. Гюрза она или не Гюрза, в конце концов?

– О! – воскликнул дядя Паша, отдергивая руку, – так ты еще и кусаться можешь! Ладно, мы будем с тобой работать! – и он осторожно потрепал девочку по плечу. – Да, это… забудь ты про «товарища инструктора». Для тебя я – дядя Паша.

Хотя к попытке укусить его за руку инструктор отнесся вполне благосклонно, впоследствии, тем не менее, он неоднократно досадовал на то, что укус этот медленно заживает и мешает работать. Разумеется, о том, чтобы немедленно приступить к занятиям, не могло быть и речи. Того, что дядя Паша видел своими глазами, было ему достаточно, чтобы сделать такой вывод.

Сначала Нину несколько дней подлечивали в госпитале, а затем для нее наступил период интенсивных тренировок, занятий радиоделом, стрельбой, польским языком. Одновременно она продолжала проходить курс лечения. Дядя Паша каждый день прихватывал с собой какую-нибудь конфету или печенье и пытался угостить ими свою малолетнюю курсантку:

– Ниночка, смотри, какую я тебе конфетку принес. Настоящая «Белочка»!

– Дядя Паша… Я на еду смотреть не могу… На любую… Правда!

Нине бывало очень жалко своего инструктора, когда, после очередного ее отказа, у него на лице проступало неподдельное огорчение. Однако она действительно испытывала тогда стойкое отвращение к любой пище, и лишь какое-то время спустя это отвращение немного ослабло, но еще долго не исчезало.

Стрелковая подготовка началась с того, что инструктор показал Нине как разобрать и собрать пистолет:

– Запомнила?

Нина кивнула.

– Теперь давай сама.

После того как она с первого раза проделала необходимые манипуляции самостоятельно, инструктор скупо бросил:

– Хорошо. А сейчас смотри, как надо чистить пистолет.