Александр Золототрубов - Опальный адмирал

Заложив пальцы за ремень, Сталин долго молчал, о чем-то размышляя, потом спросил, сколько подводных лодок у нас в строю?

— Двести двенадцать!

— Выходит, у нас меньше? — Сталин был явно разочарован этим обстоятельством. Он взял со стола папиросы, вынул из пачки одну, хотел было прикурить, но сломал и бросил в пепельницу. — Надо нам форсировать строительство лодок!

— Вчера я получил еще одно любопытное донесение, — продолжал Кузнецов, раскрывая папку. — По данным нашего военно-морского атташе в Турции, третьего февраля в восемь утра шесть турецких подводных лодок вышли в Черное море. Цель выхода нам пока не ясна, но штабу Черноморского флота я дал указание проследить за передвижением этих лодок. И еще. — Нарком вынул из папки листок и зачитал: — Наш источник в Болгарии доносит, что в Бургас прибыли германские морские офицеры-артиллеристы для установки на побережье Дальнобойных орудий. А в порту Варна ведется строительство зенитных батарей. Полагаю, что немцы и в Болгарии ведут подготовку к войне.

Сталина, видно, задели эти слова. Он взглянул на Кузнецова и голосом, не терпящим возражений, сказал:

— Меня предупреждать не надо, я и сам знаю, что делается у наших границ. Для себя сделайте вывод. У Германии есть не только подводные лодки, но и линкоры, и крейсера, и эсминцы. Так что в случае войны нашему флоту будет с кем потягаться.

«Мне это известно не меньше, чем вам», — едва не вырвалось у наркома.

— Ничего нового не добавилось к трагедии с румынской канлодкой? — вдруг спросил Сталин.

— Пока ничего…

Канонерская лодка «Лепри Ремус», несшая постоянный дозор на подступах к Сулину, в 23 часа 11 января 1941 года взорвалась на своем минном заграждении и затонула северо-западнее Сулина. Спасена была вся команда, кроме одного матроса. «Ввиду возможности провокационных сообщений о гибели на наших минах, — писал на имя Сталина нарком ВМФ, — докладываю — ни в районе Дунайских гирл, ни в других районах Черного моря наших минных заграждений не ставилось, а следовательно, не могло быть случая дрейфа сорвавшихся с якорей мин в румынскую сторону».

В январские дни сорок первого года нарком ВМФ принимает необходимые меры, чтобы усилить Балтийский и Северный флоты. Так, в связи с необходимостью усиления флотов западных морских театров в изменение доклада от 15 ноября 1940 года (в нем Кузнецов просил разрешения перебросить несколько подводных лодок на Тихоокеанский флот) нарком просит разрешения не перебрасывать в этом году крейсерские подводные лодки на Тихий океан, а оставить их на Севере, подлодки же типа «С» (четыре единицы), предназначавшиеся ранее для Севера, оставить на Балтийском флоте.

У Сталина на этот раз вопросов не возникло, и замысел наркома ВМФ он одобрил.

На заседании Главного военного совета ВМФ Кузнецов поставил вопрос об изменении формы одежды в береговой обороне и авиации ВМФ. Существующая форма демаскировала личный состав и не была приспособлен к действиям в береговых условиях. Кузнецов и Жданов направили Сталину документ, в котором просили ввести для личного состава береговой обороны форму одежды и знаки различия, установленные в артиллерии Красной Армии, то же самое сделать и для авиации ВМФ, а для отличия авиации и береговой обороны ВМФ от таких же войск Наркомата обороны знаки и эмблемы на петлицах сделать на фоне якоря.

— Согласится ли с нами товарищ Сталин? — засомневался Жданов, ставя свою подпись.

— Людей ведь мы готовим к войне, а не на праздники, — возразил Кузнецов.

Не знал он, что в это же время Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности генерала Меркулова и начальника разведки этого наркомата генерала Фитина. Что же случилось? Днем раньше, 17 июня, вечером из Берлина центр получил важные сведения от двух советских разведгрупп, и буквально через час Меркулов направил Сталину и Молотову спецсообщение, в котором говорилось, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар немцев можно ожидать в любое ближайшее время».

Оба генерала вошли в кабинет. Сталин стоял у стола хмурый, сосредоточенный.

— Скажите, начальник разведки, надежные ли источники сообщают это, где они работают, компетентны ли и какие у них возможности для получения столь секретных сведений?

Генерал Фитин подробно рассказал об источниках информации, назвал фамилии нескольких наших разведчиков, на которых он, Фитин, вполне может положиться.

— Я ручаюсь за правдивость каждой строки спецдонесения, товарищ Сталин. — Генерал перевел дыхание. — Так что прошу вас в надежности информации не сомневаться.

Сталин подошел к Фитину и, глядя на него в упор, произнес:

— Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно было бы доверять. Ясно?..

(Сталин явно проигнорировал донесения разведчиков. Генерал армии Ивашутин позже свидетельствовал, что на информацию военного атташе во Франции генерала Суслопарова от 21 июня 1941 года о том, что нападение на СССР назначено на 22 июня, Сталин наложил резолюцию: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его». Берия в докладной записке 21 июня, за день до начала войны, уведомлял Сталина: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что нападение начнется завтра. Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!» — А.З.)

— Все уточните еще раз, перепроверьте полученные сведения, — сказал Сталин Меркулову. — Надо учитывать и то, что это может быть дезинформация. Гитлер на это дело мастер.

— Ему равных в Европе нет, — бросил Молотов.

Пламя войны вовсю бушевало на фронтах, и то, что немецкие войска успешно продвигались вперед по нашей земле, уничтожая все живое на своем пути, обескураживало адмирала Кузнецова. Он еще не знал, как сложится судьба морских баз на Балтике и какие потери понесет флот, но предчувствие чего-то плохого угнетало его. Поэтому он спешил принять меры, которые могли бы обезопасить корабли от возможной гибели. Ход мыслей наркома прервал звонок адмирала Трибуца из Ленинграда. Обеспокоенный голос комфлота донес: гитлеровцы рвутся к Либаве, на ее подступах идут бои.

— Твою тревогу, Владимир Филиппович, разделяю… Что-что, повтори! — Кузнецов плотнее прижал к уху трубку. — Трудно тебе, да? А мне, наркому, думаешь, легко? Очень беспокоят акустические и магнитные мины? Меня тоже… Кое-что мы тут делаем… Ты прав, надо размагничивать все корабли… Нет, к вам я сейчас приехать не могу. Представителем наркома ВМФ на Балтику едет адмирал Исаков, так что вместе все решайте…