Александр Золототрубов - Опальный адмирал

Вскоре умер отец. Слезы обжигали щеки, когда он стоял у гроба. Казалось, в его душе что-то сломалось. Но свою мечту о море не хоронил. Летом попал на путину: рыбаки взяли его на шхуну впередсмотрящим. «Если, сынок, укачаешься, значит, нет тебе жизни на море, да и нам ты тогда не нужен», — предупредил его старый боцман-рыбак, у которого борода была черной, как деготь, а в правом ухе висела золотая цыганская серьга. Рыбаки называли его пиратом. И Колька ответил: «Вас понял, товарищ пират!»

В сильный шторм он выстоял на носу шхуны, не укачался.

Прошли годы. И вот теперь адмиралу Кузнецову надлежит отстоять флот, который дал ему все в жизни, помог обрести реальность в ней, утвердить себя, свое имя. И от этой мысли — отстоять флот — холодок пробежал по спине.

Словно подслушав его размышления, Василевский после затянувшегося молчания произнес:

— Не раз я думал, все ли делаю так, как велит совесть? И поверь, Николай Герасимович, как бы ни был строг к себе, могу честно, как на духу, заявить: за мной больших грехов не числится. Сейчас идет война, и как-то по-особенному оцениваешь все, что ты сделал и что предстоит еще сделать. Не скажу, что я герой, нет, я самый обыкновенный солдат, и ничто человеческое мне не чуждо. Вот только одно меня тревожит… — Александр Михайлович умолк, налил себе чаю и предложил гостю.

— Хватит, я уже норму свою выбрал! Так что тебя тревожит?

— Никак не могу понять товарища Сталина. Резок он порой, ох как резок бывает, и тогда справедливости от него не жди. Иногда так и хочется возразить ему, ударить по столу кулаком, а вот не могу: по натуре человек я спокойный, как и мой начальник Борис Михайлович. Ты, Николай Герасимович, не боишься возражать Верховному, если что-то не по тебе?

— Бывает такое… — Кузнецов выдержал паузу. — Кажется, я его понимаю… Ему, как и нам, хочется в каждом краснофлотце или командире видеть героя, но такого ведь на войне не бывает! Враг тоже хитер, коварен, есть у него в достатке оружие, есть сила…

Неожиданно раздался звонок. Василевский снял трубку и услышал голос Сталина:

— Где ваш начальник?

— Маршал Шапошников был в Генштабе, разговаривал по ВЧ с Жуковым. Он вам нужен?

— Срочно найдите его. — В трубке послышались частые гудки.

Кузнецов встал.

— Пойду я, Александр Михайлович.

— Да, конечно. — Все еще растерянный Василевский стоял у стола. — Заходи еще на чаек, если будет время.

Нарком ВМФ не знал, как долго сидел он у себя в кабинете, вернувшись от Василевского, пока звонок телефона не прервал его раздумья.

— Это я, Буденный! Узнал? Так вот какой у меня вопрос. Василевский сказал мне, что ты собираешься лететь на юг. Я тоже лечу туда, так что могу тебя взять. Я понимаю, у тебя есть свой «дуглас», но ей-богу, без тебя мне будет скучно. Летим?

Николай Герасимович уже знал, что Ставка назначила маршала Буденного главкомом Северо-Кавказского направления, но поздравить его так и не смог. Звонил ему не раз на службу, но телефон упорно молчал. Тогда он позвонил домой. Ответила жена маршала Мария Васильевна, милая и добрая женщина, родившая ему двоих малышей — сына и дочь: «Его нет, он днюет и ночует на службе!» Об этом он сейчас и сказал маршалу.

— Спасибо, моряк! — так Буденный, как и Жуков, называл всех адмиралов. — Но поздравления буду принимать тогда, когда мы разобьем Манштейна… Ты один летишь, или с тобой еще кто-то? Вице-адмирал Ставицкий? Ну что ж, его тоже возьмем. Я как-то познакомился с ним… Он родился на корабле? Нет, да? Ладно, шутки в сторону. Я родился в воронежской степи, где и морем-то не пахнет… Кто, ты говоришь, казак? Адмирал Головко? Я знаю, он из семьи казаков… Значит, моряк, летим в час ночи, на рассвете будем в Краснодаре. Жду на аэродроме…

Кузнецов прибыл к самолету в самый последний момент.

— У нас в дороге заглохла машина, пришлось ее чинить, ну и время, естественно, потеряли… — пояснил Николай Герасимович.

Буденный устроился в кресле, хотел было закурить, но раздумал, спрятал пачку «Беломорканала» в карман.

Оба всю дорогу спали, «вахту нес» вице-адмирал Ставицкий. Зря время он не терял, достал блокнот и начал подсчитывать наличие кораблей и судов на Черноморском флоте.

Самолет плавно совершил посадку.

— Вот мы и в Екатеринодаре, как говаривали в Гражданскую. — Буденный тронул усы. — В этих местах мы крепко били деникинцев…

Буденный заслушал доклад командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Козлова, затем вице-адмирала Октябрьского. Филипп Сергеевич был задумчив, хотя в глазах у него горели искорки.

— Ну, рассказывай, моряк, как сражается Севастополь. — Семен Михайлович улыбнулся в усы. Был он прост и доступен в разговоре со всеми, с кем сводила его судьба. Вот и сейчас от его улыбки командующему Черноморским флотом стало легко на душе. — Садись, моряк, и говори то что есть. Я хочу знать всю правду, и только правду. Ты вот скажи, как Севастополь удержим, если поганые фрицы снова начнут штурм?

— Надо удержать, Семен Михайлович, — ответил Октябрьский. — После декабрьского штурма города Манштейн больше не наступал: то ли решил отдохнуть, то ли силы новые собирает, то ли ждет приказа бесноватого фюрера, но пока не наступает. Ну а если он пойдет, то моряки-черноморцы будут стоять насмерть. Вот только просьба к вам…

— Говори!

— Прошу вас не ослаблять Приморскую армию, ее и так потрепали под Одессой. Если можно, дать генералу Петрову танки, самолеты, орудия.

— Ты, как Тарас Бульба, за честь и совесть горой стоишь, — улыбнулся маршал. — Это мне по душе. Бросать в беде тех, с кем идешь на огонь, негоже. И я не брошу в беде генерала Петрова.

— Ну а за оборону города я ручаюсь, — заявил Октябрьский.

— Филипп Сергеевич, не надо бахвалиться, — осадил его Кузнецов.

— Я своих людей знаю, Николай Герасимович, вижу, кто и на что способен.

— Моряк, в словах твоего начальника истина, ты, пожалуйста, не горячись. Командир Керченской военно-морской базы адмирал Фролов сказал мне, что фашист рвется в Керчь как тот рысак, лишь спусти ему поводья. — Буденный велел своему адъютанту принести карту. — Теперь коротко доложите, как Черноморский флот обеспечивает перевозки на Керченский полуостров…

Совещание у главкома закончилось поздно.

— Ты куда едешь утром? — спросил маршал наркома ВМФ.

— В Новороссийск, к командиру базы Холостякову. Через сутки вернусь сюда.

— Тогда вместе вылетим на Керченский полуостров, в штаб Крымского фронта. — И после паузы Буденный заявил: — Есть у твоего комфлота Октябрьского чуточку хвастовства, что-то вроде шапкозакидательства: мол, нам море по колено. Не находишь?

— Есть такое… — согласился Николай Герасимович. — Но есть в нем и воля, решительность.