Наталья Харламова - 300 спартанцев

Здесь же Демарат уже через несколько минут почувствовал, что глаза его пресытились назойливыми изгибами линий, а голова закружилась от душных благовоний.

Его проводили на почётное место — поблизости от царского кресла. Демарату был оказан такой особый почёт потому, что Дарий хотел послушать его рассказ и вместе с тем оказать ему честь. Ведь персы высоко ценят титул царя, даже если речь идёт о совсем маленьком государстве.

Дарий восседал в центре зала на высоком троне, имеющем форму высокого, богато украшенного кресла с подножной скамейкой, на котором царь мог, по желанию, и сидеть, и возлежать. Покрытый дорогими коврами трон стоял под пурпурным, вытканным золотом балдахином, который можно было произвольно опускать или поднимать со всех сторон. Сам царь был одет по мидийскому обычаю в пурпурную рубаху, расшитую золотыми узорами с изображениями птиц, зверей и растений, с белой полосой посередине. Уложенные красивыми складками широкие рукава были отогнуты назад, по старинной персидской моде, и прихвачены золочёным поясом, так что руки были обнажены до локтя. Сверху спускалась пурпурная мантия, украшенная столь великолепно, что глазам было больно долго смотреть на неё. Одежду дополняли шёлковые шаровары ярко-красного цвета и драгоценные сапожки на толстой подошве — для увеличения роста. Голову, по ассирийской моде, венчала высокая остроконечная тиара, служившая той же цели — прибавить росту царю, который должен быть выше своих подданных. Вокруг тиары была повязана белая повязка-диадема, унизанная жемчугами, — знак царского достоинства. Вьющиеся кольцами волосы были откинуты назад, завитая, надушенная ароматами борода спускалась аккуратным конусом на грудь. В руке царя был тяжёлый золотой посох. Однако Демарата поразила не столько роскошь царского одеяния, сколько затмевающая эту роскошь утончённая красота лица Дария. Демарату казалось, что ему не доводилось видеть лица более благородного и прекрасного. Царственное величие и почти божественная красота отличали Дария от всех прочих людей, сидящих в зале. Демарат вспомнил всё, что он слышал о странной религии персов, которую им преподал некий пророк и наставник Зороастр, согласно которой царь персов является воплощением верховного бога Ормузда. Сейчас, глядя на это благородное, спокойное, бесстрастное лицо, он готов был в это поверить. Тонкое благоухание благовоний Востока, будто облаком, обволакивало царя. Вокруг Дария стояли телохранители, вооружённые слегка изогнутыми саблями и большими прямоугольными щитами с полукруглыми выемками по бокам. Тут же находились царский оруженосец, носитель царского зонтика и слуга с бронзовым опахалом.

Все гости восторженно приветствовали своего повелителя. Монарх в окружении близких друзей, поскольку это не был официальный приём для знатных представителей разных народов, которые имел обыкновение устраивать Дарий, а почти семейное застолье, чувствовал себя более свободно, позволяя и себе, и своим гостям весёлые шутки. Перед началом пира царь объявил свою волю сыновьям:

— Возлюбленные мои сыновья, — сказал он, — все вы мне одинаково дороги, все вы моя поросль, моя опора, моя гордость. Но мне предстоит выбрать своего наследника так, чтобы свершилось правосудие, дабы никто не мог сказать, что мы поступили несправедливо или опрометчиво. Поэтому я повелеваю через десять дней явиться Артобазану и Ксерксу на совет и в присутствии царя и магов высказать доводы в свою пользу.

Оба сына низко поклонились царю.

— Теперь, — обратился Дарий к чужеземцу, — поведай нам свою повесть. Когда-то твой соотечественник Одиссей развлекал чудесными баснями царя феакийцев Алкиноя и заслужил достойную награду. Я тоже награжу тебя, если твой рассказ будет столь же удивительным.

— Великий царь знаком с творениями наших поэтов? — удивился спартанец.

— Не такие уж мы неучи, какими вы, эллины, нас считаете. Моя нянька была гречанкой и частенько рассказывала ваши смешные и героические истории, а когда я стал царём, то повелел перевести «Илиаду» и «Одиссею» на наш язык.

— Хорошо, царь, я расскажу тебе мою историю, но предупреждаю, что я спартанец, а граждане Лакедемона лучше разговаривают мечами. У нас считают, что чем речь короче, тем она лучше.

— Пир только начался, Демарат, и ночь длинна, постарайся, чтобы твой рассказ был настолько продолжительным, насколько это возможно для жителя Спарты.

— Прежде всего поведай нам, как случилось, что ты, царь Лакедемона, приехал к нам без подобающей свиты и почёта, заранее не известив о своём прибытии, как полагается во время путешествия особы твоего звания и положения.

— В нашем государстве не разрешается странствовать просто так, по собственному желанию, ни простым гражданам, ни царям. Никто без особого распоряжения эфоров не может покинуть пределы Спарты. Мы, цари Лакедемона, путешествуем только во время военных походов. Тогда нам предоставлена большая свобода и власть царя становится почти неограниченной. Поэтому, чтобы почувствовать себя царями, нам необходимо отправиться в поход.

— Наверно, поэтому спартанцы так любят воевать?

— Во всяком случае, это единственная возможность для спартанца покинуть пределы государства. А поскольку закон запрещает также въезд всем чужеземцам в Спарту, если только это не связано с официальным посольством или какими-либо другими чрезвычайными обстоятельствами, то военный поход для всех нас — это возможность узнать что-либо о жизни других народов.

— В таком случае, как же ты оказался у нас, здесь, если ваш закон это воспрещает?

— Великий царь, — начал свой рассказ Демарат, — да будет тебе известно, что цари Лакедемона происходят от Гераклидов, которые некогда вернулись из долгого странствия на свой родной Пелопоннес, отвоевав свою землю у ахейцев, причём Лакония досталась сыновьям Аристодема, внука Гилла, сына Геракла. У этого Аристодема родились от супруги по имени Аргея мальчики-близнецы — Эврисфен и Прокл. Спартанцы хотели, по своему обычаю, царём поставить старшего мальчика, но мать их Аргея утверждала, что не знает, кто из них старше. Поэтому они отправились в Дельфы вопросить оракула. Пифия возвестила, чтобы они поставили царями обоих младенцев. Эти близнецы и являются родоначальниками династий Агиадов и Эврипонтидов, которые и поныне правят в Спарте. Есть у нас ещё поверье, что два Лакедемонских царя являются земной ипостасью божественных близнецов Диоскуров. Так что иногда нас именуют Диоскурами. Только взаимной любви, которую питали друг к другу Кастор и Поллукс, мы не испытываем совершенно. Говорят, что при жизни близнецы-цари, сыновья Аристодема, всё время ссорились, и эта вражда передалась их потомкам.