Наталья Харламова - 300 спартанцев

Проход в Элладу через местность

Трахин — шириной в самом узком

месте в пол-плетра [1] Плетр — греческая мера длины, составляет около 30 метров. . Однако наиболее

узкое место находится не у города

Трахина, а перед Фермопилами и за

ними. Так у селения Альпены за

Фермопилами есть проезжая дорога

только для одной повозки…

Сама природа приготовила этот уголок для великих событий. Он поражает как своей необычайной живописностью, так и неприступностью. Великий Демиург позаботился оградить эту дивную часть земли, называемую Эллада, от непрошеных вторжений. На западе от Фермопил поднимается высокая обрывистая гора, простирающаяся до Эты, на востоке дорога проходит прямо над морем, с этой стороны местность болотистая. Здесь Малийский залив глубоко врезается в сушу. С узкого перешейка открывается чудесный вид на лазурную гладь залива, побережье которого изрезано многочисленными бухточками и заводями. Непосредственно у самого прохода бьют горячие источники. Местные жители зовут их печными горшками, потому что вода в них кипит, как в горшках, поставленных на раскалённые угли. От этих-то источников ущелье и получило своё название Фермопилы [2] Фермопилы — буквально в переводе с греч. «Тёплые ворота». . Некогда этой дорогой прошли Гераклиды, славные потомки великого героя, возвращаясь из своего долгого изгнания на Пелопоннес.

Испокон веков «Тёплые ворота» оказывают горячий приём непрошеным гостям. Некогда в ущелье фокийцы воздвигли стену из страха перед фессалийцами, которые пришли из Феспротии и поселились в Эолиде. Фессалийцы пытались проникнуть дальше, вглубь материка, и тогда фокийцы решили построить для защиты эту стену. Но этого мало, они хитроумно использовали силу горячих источников. Спустив кипящую воду в ущелье, они сделали местность непроходимой из-за рытвин и оврагов, образовавшихся от горячих потоков. С тех пор протекло не одно столетье. Древняя стена от времени обветшала и большей частью уже разрушилась. В зарослях плюща и дрока она являет глазам живописную и мирную картину. Казалось, древние руины спят и ничто не может потревожить их безмятежную дремоту. Лучи заходящего солнца скользят по белым камням, утопая в зелени. Тучные овечки разбрелись по ущелью. Мохнатый пастух в козьей шкуре пытался собрать их.

— Ну, ну, пошли, пошевеливайтесь, ленивые, солнце уже садится!

— Опять ты здесь, фессалийская собака!

Пастух резко обернулся. Со стороны селения Альпены к нему бежал юноша, угрожающе размахивая кулаками.

— Это наши земли, это наши пастбища, как смеешь ты сюда приходить, подлый фессалиец?

— Ладно, не кричи, овцы случайно сюда забрели. Я заснул, а овцы не разбирают, где чья земля. Видимо, у вас трава слаще, — усмехнулся пастух. — К тому же я не фессалиец, а такой же грек, как и ты, я малиец, и мои предки жили здесь ещё до прихода потомков Геракла и даже раньше — со времён Троянской войны.

— Я узнал тебя, Эфиальт! Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не приходил на нашу землю. У вас есть свои пастбища! И ты ещё смеешь называть себя греком? Греки никогда не были рабами! Вы не смогли защитить свою землю и свою свободу, вы покорились диким фессалийцам. Не смей после этого присваивать себе имя эллина!

— Демофил, не вставай лучше у меня на пути! Я же сказал тебе, что я не виноват.

— Я слышал это уже много раз! Сегодня ты мне заплатишь наконец за всё. Я возьму вот эту овечку!

С этими словами юноша ловко схватил одну из овец, грациозным лёгким движением закинул её себе на плечи и, с торжествующей улыбкой оглядев опешившего малийца, направился в своё селение.

Не успел он сделать десятка шагов, как его настиг камень, пущенный меткой рукой пастуха. Камень попал в голову. Юноша упал навзничь в густую траву, из раны обильно полилась кровь. Пастух, подойдя, пнул тело ногой, высвободил овцу и, ругаясь, погнал стадо через провал в стене в сторону Фессалии.

— Так поплатится каждый, кто посмеет оскорбить Эфиальта, сына Эвридема. Эх, зря я поленился, надо было возвращаться верхней тропой!

И были ему подвластны,

кроме арабов, все народы

Азии, которые покорил Кир,

а затем вторично Камбис.

Дарий был в дурном расположении духа в этот день. Эта распря между его сыновьями, возникшая накануне похода в Египет, угнетала его. Перед тем как двинуться в Египет, ему надлежало объявить своего наследника. Ведь в случае его гибели, которая подстерегает в походе не только простых смертных, но и великих царей, в государстве может возникнуть смута. Он никак не мог принять решение, опасаясь оказаться несправедливым. В тяжёлых раздумьях Дарий решил наконец обратиться за советом к брату. Он обладал известной рассудительностью и в таком деле мог быть беспристрастным судьёй. Дарий не хотел обращаться пока за советом к кому-либо вне семейного круга. Тем более, что до него доходили неприятные, весьма встревожившие его слухи, будто бы весь двор разделился на две враждующие партии. Больше всех, конечно, интриговала Атосса. Дарий усмехнулся, вспомнив царицу. Такая пойдёт на всё, честолюбива, изобретательна, горда. Попробуй-ка поговори с такой. Как он ни пытался склонить царицу к разумному решению, она железно стояла на своём.

Слуга доложил о приходе Артабана. Высокий, крепко сложенный, с курчавой, как у Дария, головой, он производил впечатление человека открытого и прямодушного. Он держался с благородным достоинством, но вместе с тем почтительно. Он низко поклонился царю.

— Ты звал меня, великий царь?

— Что ты скажешь, брат мой Артабан? Ты от природы наделён светлым разумом и не раз подавал мне дельные советы. Я не знаю, как мне поступить. Я потерял покой и сон.

— Что тебя тревожит, государь? Откройся мне, и я постараюсь помочь тебе — делом и советом.

Царь тяжело вздохнул.

— Ты же знаешь нынешнее моё непростое положение, Артабан. Небеса были ко мне благосклонны и даровали много сыновей, но теперь они-то и являются причиной моих тревог. Три сына я имею от первой моей жены, дочери Гобрия, из которых старший — мой первенец, прекрасный, как тополь, Артобазан — претендует на звание моего наследника. Четырёх сыновей подарила мне несравненная Атосса, благородная дочь великого Кира, с которой я соединился браком, когда уже стал царём. Старший её сын, Ксеркс, требует престол себе. Честолюбивая Атосса день и ночь твердит мне о правах её сына. Но я никак не могу решить, кого из них двоих выбрать. Оба они мои сыновья, и оба мне дороги, я не хочу поступить несправедливо ни с одним из них. Ведь неправильное решение может в будущем послужить причиной заговоров, вражды между братьями и жестокой смуты в государстве. Так что весь род мой может истребиться. Нужно, чтобы решение было мудрым, справедливым и достаточно обоснованным в глазах народа.