Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

«Кто мог подумать! — твердил он себе. — Выбрать такого мужа, старика, прожигателя жизни. Обереги и спаси ее, господи! Даже любовь его может стать для нее несчастьем. Милость дурных людей оборачивается жестокостью».

Настоящее рисовалось ему теперь мертвой пустыней, без единой живой травинки; а будущее — новой пустыней, без воды, без оазиса, без надежды на счастье. Он забыл о своем недавнем стремлении отличиться в бою, обо всех других своих жизненных планах, и столь неприглядным предстал перед ним окружающий мир, что Колберн, наверно, без чрезмерной печали отнесся бы к вести о том, что ему суждено умереть в предстоящем сражении. Только желание дотянуть до победы и увидеть родную страну под единым знаменем еще как-то связывало Колберна с этой жизнью. Религиозное чувство, внушенное с детства матерью и завладевшее было им в пору ее кончины, снова проснулось в его душе после этой новой потери.

— Да святится воля твоя, — говорил про себя Колберн. И тут же томился сомнением: «А достоин ли я повторять эти слова?»

И он вспоминал вновь и вновь несколько строк из Библии, приносивших ему утешение. «Муж скорбей и познавший горе», — словно шептал ему голос охранявшего его ангела, и эти слова много раз на дню врачевали его истомленную душу, как заупокойный хорал.

К концу зимы 1862/63 года место Батлера занял Бэнкс; [98] Бэнкс Натаниель (1816–1894) — американский политический деятель и генерал северных войск, сменивший Батлера в ноябре 1862 г. на посту военного губернатора Луизианы и командующего армией Мексиканского залива. Новоанглийская дивизия была тогда же развернута в Девятнадцатый армейский корпус. Каждый, кто жил в Новом Орлеане в те дни, помнит, с каким изумлением все наблюдали, как транспорт за транспортом поднимался вверх по реке. Экспедиционные силы в городе и в окрестностях Нового Орлеана возросли разом на десять тысяч бойцов (а досужие комментаторы называли цифру в двадцать пять тысяч). Откуда их всех привезли, куда пойдут они дальше и что впереди? С начала войны ни одна операция не планировалась столь таинственно; и многие полагали, что командующий, который так скрытно готовит удар, нанесет его столь же нежданно и сильно. Сторонники мятежа помрачнели, замкнулись, утратив, как видно, надежду спасти Луизиану от власти северных вандалов, а Равенел и другие сторонники Севера ликовали, предвидя скорый и триумфальный конец войны.

— Смотрите, три новых транспорта! — восклицал Равенел, возвращаясь с прогулки по набережной. — Сколь радостно видеть военную мощь республики! Дела, достойные великой военной державы! Как тут не вспомнить о Риме, сражавшемся с Ганнибалом в Италии и снарядившем при том две новые гигантские армии в Африку и в Испанию. Я делаю ставку на анаконду генерала Скотта. [99] Речь идет о популярном на Севере в начале гражданской войны плане кольцевого окружения мятежной конфедерации (в дальнейшем северное командование от него отказалось). Она задушит мятеж, сокрушит ему кости, поглотит его с потрохами. Мы можем порадоваться, не так ли, полковник?

— Лично я не могу, — ответил полковник, мрачновато посмеиваясь.

— Почему? Вы меня удивляете.

— Я теряю свой губернаторский пост.

— Да… Конечно… Но война ведь еще не закончилась. Продлится еще — самое малое — год. И вы за это время успеете…

— Я не о том. Речь идет о смене командования. Тепленькие места достанутся новым людям. Нам придется уйти.

— Но они не посмеют сместить вас! — вскричала Лили и покраснела при мысли, что ее вспышка будет неправильно истолкована.

— Увидим, — задумчиво, даже печально ответил полковник. Он так был влюблен в эту девушку, что мирную жизнь в Капуе предпочел бы сейчас любой победе при Каннах.

— А вот и решение моей судьбы, — сказал он, придя на другой день к Равенелам, и показал два официальных приказа. Одним он освобождался от своего губернаторства, вторым назначался командиром бригады.

— Значит, вам снова в бой, — воскликнула Лили, стараясь хранить спокойствие.

— Да, и я сожалею об этом. Ведь мы расстаемся.

Ее стоицизм и гордость рухнули, и она уткнулась лицом в свое рукоделие. Это сразило Картера, до того обновленного своей нынешней страстной любовью, что он стал ранимым, почти что чувствительным, позабыл свою прежнюю выдержку солдата и бонвивана. Сев рядом с невестой, прижав ладони к ее вискам, он покрывал поцелуями ее пушистые, с янтарным отливом локоны. Он ощущал сотрясавшие Лили рыдания, беззвучные, полуподавленные и постепенно стихавшие, как мерный прибой в камышах. Как он хотел бы утешить ее в своих крепких объятиях! Картер готов был поддаться соблазну, который он лишь нынче утром твердо отверг. Жениться с одним лишь полковничьим жалованьем было безумием. И все же сейчас он готов был на этом настаивать. И Лили дала бы, конечно, согласие на брак; такова уж природа женщины. Да и кто откажет возлюбленному, идущему в смертный бой! Оба были близки к безрассудному шагу, но тут раздался звонок. Лили, вскочив, убежала; она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в слезах и растрепанной. Появилась миссис Ларю, с обычным своим лукавством поздоровалась с Картером, внимательным взглядом изучила его лицо, проглотила какую-то фразу, как видно, ему предназначенную, извинилась и выскользнула из гостиной.

— Черт бы ее побрал! — буркнул полковник, справедливо считая, что она явилась не вовремя.

А когда бедная Лили, осушив свои слезы, вымыв лицо и посидев перед зеркалом, вернулась в гостиную, миссис Ларю, к добру или к худу, тоже была там. И хотя Картер сидел до позднего вечера, ему уже не представилось новой возможности проститься с невестой наедине.

Назавтра, первым же поездом, он выехал в Тибодо. В качестве командира бригады он проявил все ту же свою энергию, то же, направленное к общему благу, тиранство и практический смысл. Полковым командирам было тотчас приказано проинспектировать каждому свою часть и о всех недостачах в снабжении полков немедля сообщить интенданту бригады. Несколько суток подряд он проверял лично караульную службу бригады, включая все дальние сторожевые посты и выбирая нарочно глухое полночное время или бурю с дождем, чтобы увериться в бдительности пикетов. Как-то раз, когда дождь лил потоками, словно река Миссисипи, вздыбясь, ушла на небо, чтобы затем обрушить свои воды на луизианскую землю, Картер набрел на пикет из пяти человек, который укрылся от непогоды в лежавших без дела пустых сахарных бочках. Солдаты сидели в своем укрытии, оборотясь к дороге, но встречный ветер завывал с такой силой, что никто не услышал в ночи стука подков. Осадив коня, полковник скомандовал: