Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

— Справку! — рявкнул Ежов. — Ты подумал своей дурной башкой, есть у наркома время читать твоего поганого Клаузевица? Пусть его Тухачевский и иже с ним читают!

Помощник безмолвно исчез и ровно через пятнадцать минут положил на стол Ежову листок бумаги с текстом, отпечатанным на машинке.

Ежов стремительно пробежал текст: у него не хватало терпения вчитываться и вдумываться в каждую строку.

«Карл Филипп фон Клаузевиц, родился 1 июня 1780 года, умер 16 ноября 1831 года».

Ежов, верный своей привычке, хотя и не без труда, подсчитал, сколько лет прожил Клаузевиц. Выходило, что пятьдесят один год. «А тебе сейчас, Николай Иванович, сорок один. Выходит, если прожить тебе столько, сколько довелось Клаузевицу, то еще целый десяток лет. За эти десять годков сколько еще врагов народа отправишь на тот свет?» Эта странная мысль тем не менее привела Ежова в умиротворенное и даже благодушное состояние. Он заставил себя просмотреть справку до конца: кто знает, затеет как-нибудь еще Хозяин разговор об этом Клаузевице, вот и покажешь, что и ты не лыком шит.

«В феврале 1812 года, — указывалось далее в справке, — составил программу национального освобождения Германии под названием «Три символа веры», где провозглашал идею народной войны в союзе с Россией против французских захватчиков. В мае перешел на службу в русскую армию».

«Надо же! — искренне удивился Ежов. — Он даже был квартирмейстером кавалерийского корпуса Палена, затем Уварова, участвовал в сражениях под Островно, Смоленском, Бородином!»

Он тут же подумал о том, что понятия не имеет ни о Палене, ни об Уварове и понятия не имеет о таком мудреном звании, как «квартирмейстер». Ну и пусть, не поручать же помощнику готовить новую справку.

«Клаузевиц, — читал он далее, — изучил свыше ста тридцати войн и походов, происходивших с 1566-го по 1815 год. Главным трудом Клаузевица является исследование «О войне». Основная мысль труда: война есть орудие политики… ведение войны в своих главных очертаниях есть сама политика, сменившая перо на меч…»

«Сменившая перо на меч!» — вот это лихо сказанул! Вот это-то и надобно запомнить и при случае ввернуть у Хозяина. То-то удивится! Ну и пусть себе удивляется: товарищ Ежов тоже кое в чем кумекает, товарищу Ежову не чужды знания, товарищ Ежов, как и всякий самородок, занимается самообразованием. Конечно, до Клаузевица ему далеко, да ведь не Клаузевиц, а товарищ Ежов вкалывал на заводе, когда ему едва четырнадцать исполнилось. Не довелось товарищу Ежову быть юнкером, как господину Клаузевицу, да оно и чудненько: сейчас не юнкера в моде, сейчас в моде питерские рабочие, именно такие, как товарищ Ежов».

Он внезапно оборвал ход своих мыслей, нервно отбросил в сторону справку о Клаузевице: подумаешь, изучил сто тридцать войн и походов, а вот смог бы он, как товарищ Ежов, изучить хотя бы сто уголовных дел на врагов народа? Небось кишка тонка! Да, а как у тебя в голове возник этот прусский генералишка, в связи с чем? Ах да, из-за этого самого Свечина. Кстати, что это все теоретики как мухи на мед липнут к Тухачевскому? Вот это надобно разгадать!

Взор Ежова вновь возвратился к досье Тухачевского, его особенно заинтересовали показания Какурина.

«Еще один историк, — с неприязнью подумал Ежов. — Ну писаки, ну щелкоперы! Тридцать научных работ накропал, подлюга, а теперь вот изволь заниматься тобой. Но ты, тезка мой, Николай Евгеньевич, кадр для НКВД ценнейший: уж кому, как не тебе, знать своего дружка Тухачевского, вместе на Западном фронте чуть не до Варшавы дотопали, вместе потом и драпали, вместе антоновцев на Тамбовщине распинали, вместе в Академии вредоносные идейки протаскивали. А труд-то свой как обозначил: «Как сражалась революция». Замаскировался под революцию, вражина!»

Еще пять лет назад этот же самый Какурин показывал на допросе:

«В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки. В Ленинграде собирались у Тухачевского. Лидером всех этих собраний был Тухачевский. Другие участники: я, Колесинский, Эстрейхер, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт. В момент и после XVI съезда было уточнено решение сидеть и выжидать, организуясь в кадрах в течение времени наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК. Но тогда же Тухачевский выдвинул вопрос о политической акции как цели развязывания правого уклона и перехода на новую, высшую ступень, каковая мыслилась как военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон. В дни 7–8 июля у Тухачевского последовали встречи и беседы вышеупомянутых лиц и сделаны были последние решающие установки, то есть ждать, организуясь».

Какурин показывал, что заговорщицкая организация Тухачевского возникла еще до 1930 года, что Тухачевский люто ненавидит Ворошилова, негативно отзывается о методах руководства Сталина военным строительством, о том, что вокруг Тухачевского собираются очень большие и влиятельные люди из военной верхушки, прославляющие командарма как великого полководца, которому в армии нет равных.

Ежов полистал дело и остановился на донесениях агента под кличкой Ласточка.

«В РККА преимущественно в высших учреждениях на службе состоит большое количество бывшего кадрового офицерства. Эта категория военспецов является по своему бывшему социальному положению наиболее чуждой Советской власти… Все они ждут падения Советской власти.

Еще в 1929 году германский корреспондент Гербинг говорил мне, что Каменев С. С. и Тухачевский отдельно друг от друга работают в пользу Германии по заданиям германского генштаба. Гербинг говорил, что Каменев работает давно и активно, а Тухачевский очень вяло. Гербинг говорил, что ему известно, что существует заговор в армии, точнее, среди высшего комсостава в Москве и, еще точнее, среди коммунистов высшего комсостава. Заговор имеет целью убийство Сталина, уничтожение существующего сейчас Политбюро и введение военной диктатуры. Конкретная работа заговорщиков должна начаться в недалеком будущем. Происходящие в данное время аресты — последние конвульсии ГПУ — не могут беспокоить армию, так как в ее среде, безусловно, не могут иметь место аресты».

«Это мы еще посмотрим! — злорадно подумал Ежов. — Нужно будет — мы и Политбюро — за решетку! А эта Ласточка — еще та штучка, прямо-таки советская Мата Хари».

И он с большим удовольствием долго смаковал одно из последних сообщений Ласточки:

«В беседе со мной Гербинг сказал, что большевики для русской армии не враги, а тот, кто не враг, тот уже, по существу, и не большевик. Тухачевский — не большевик, им никогда и не был. Уборевич — тоже, Каменев — тоже. Не большевик и Буденный. Но их выбор пал на Тухачевского».

Вот это Ласточка! Как искусно плетет паутину, скоро Тухачевский как муха завязнет в этой адской сети. А вот это надо будет без промедления положить перед грозными очами Хозяина: