Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов

Сие «Слово» было не чем иным, как прямым противопоставлением царствующей императрице её сына, единственно законного, по мнению автора, государя. Могла ли она, самолюбивая и обладающая всею полнотою власти, простить сей выпад?

Всё это, разумеется, помнила императрица, когда в день премьеры «Недоросля» высказывала слова одобрения автору комедии. Однако и ей, премудрой, не дано было знать, что очень скоро ей самой, а не сценическим персонажам, придётся испытать на себе острие сатирических стрел сочинителя в открытой журнальной полемике.

О том, что было решено издавать журнал под названием «Собеседник любителей российского слова», знал уже весь читающий Петербург ещё задолго до выхода его первой части. Ждала его появления и императрица Екатерина Вторая. Причём ждала с неким смешанным чувством — опасения и надежды. До этого уже был опыт издателя Николая Ивановича Новикова, стремившегося утвердить в России вольные литературные журналы, в коих ставились бы и разрешались в сатирическом духе злободневные вопросы жизни общества. Начал он с «Трутня», потом появился «Пустомеля», а следом — «Живописец».

Казалось, надо приветствовать острые и меткие стихи и фельетоны, разоблачающие такие пороки, как казнокрадство и мздоимство чиновничьего люда, нарушение законов и безгранично расплодившееся преклонение пред французскими модами. Только государыня почему-то испугалась сего пыла. Ей почудилось, что это супротив её правления ведётся предательский подкоп. Неужто и «Собеседник» примкнёт к тем ненавистным ей журналам? Да нет же — первая вышедшая в свет часть «Собеседника» убедила её в том, что сие собрание стихов и статей будет служить лишь укреплению её власти.

И в самом деле, разве не убеждала её в сей мысли ода «Фелица», которая вся была направлена на её восхваление? И тут же, в первой части, Екатерина Алексеевна обнаружила давние стихи о собственной своей особе, что около двадцати пяти лет назад посвятила ей Екатерина малая. Юная княгиня, тогда ещё совсем девочка, восторженно писала:

Теперь в первой книжке «Собеседника» сии вирши украшали портрет государыни, как бы говоря всем, взявшим в руки журнал, что отныне каждая страница «Собеседника» будет отражением сияния, что излучает облик российской самодержицы.

Сложным было положение директора Академии наук. С одной стороны, та, в которую беззаветно с самых младых своих лет она, княгиня, была влюблена и коей поклялась посвятить свою жизнь, великодушно сломала стену отчуждения и, казалось, первой протянула ей руку примирения. Но нанесённая когда-то обида так просто не забывалась. И не уходило из памяти то, как императрица расправилась с Паниным, сначала разлучив его с великим князем Павлом Петровичем, а затем и отправив в отставку с поста первого министра. Никита Иванович доводился родственником князя Дашкова, и княгиня, несомненно, разделяла его преданность своему воспитаннику. И, как он, её двоюродный по мужу дядя, она надеялась в душе на то, что, отпраздновав совершеннолетие своего сына, императрица — воплощение добра, справедливости и мудрости — передаст ему трон, как говорит о том закон престолонаследия.

Будь она в том же юном и восторженном возрасте, в коем без раздумий верхом на коне мчалась рядом с императрицею навстречу неизвестности и, может быть, даже опасности, она теперь, как умно предполагал Дидро, могла бы и обернуться против узурпаторши власти. Но годы и мудрость, обретённая в нелёгкой жизни, скорее всего убедили её в том, что на свете есть иные предметы, требующие приложения её сил и способностей. К тому же и пример такого поведения был рядом — это Иван Иванович Шувалов. Он, как и она, несправедливо гонимый, не позволил себе ни обозлиться, ни затаить злобу или, хуже того, месть, а продолжал исполнять своё единственное предназначение — служить истине и добру, умножая, в меру сил своих, в каждом, с кем он соприкасался, такие же светлые качества, кои жили и в его широкой душе.

И Фонвизина Дашкова приняла как своего единомышленника не только потому, что он был близок Панину, но и потому, что каждой строчкою своею он отстаивал всё, что дорого просвещённому человеку, и противился порокам, что уродовали людские нравы. И потому естественным оказалось то, что Денис Иванович принёс в «Собеседник» свою статью, озаглавленную как «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание».

Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, кому адресует автор свои язвительные вопросы. Да вот хотя бы такие: «Отчего многих добрых людей видим в отставке?» — или: «Отчего в век законодательный никто в сей части не помышляет отличиться?»

Княгиня не преминула показать сей опус Шувалову, чтобы узнать, как бы он поступил, окажись издателем и номинально ещё и главным редактором журнала.

— Статья без подписи. Но без особого труда могу определить: слог Фонвизина, — отозвался Иван Иванович. — Что же вас, княгиня, смутило? Что касается смысла, то всё, о чём вопрошает неизвестный, подразумевает ясные и недвусмысленные ответы, кои могут сводиться лишь к одному: да, всё, на что указывает автор, справедливо, сие есть приметы нашей жизни.

— Вы правы, Иван Иваныч. Однако под обстрел берутся не Простаковы и Скотинины, как, скажем, в «Недоросле».

Тут прицел будет повыше. Кто же, как не императрица, первая наша законодательница, должен быть заинтересованна в составлении и принятии новых справедливых законов, долженствующих искоренять общественные пороки?

— Так вот сии вопросы и направьте той, коей первой и надлежит на них ответить, — продолжал Шувалов. — А затем купно — и вопросы и ответы — тисните в своём издании. Вы останетесь как бы в стороне. На самом же деле станете способствовать проявлению истины, к чему мы с вами, княгиня, так усердно стремимся.

Первая реакция императрицы на статью неизвестного сочинителя была едва скрытым раздражением.

— Скажите, княгиня, честно, не Ивана Ивановича ли Шувалова сей пасквиль? Или это тот сочинитель, пиесу которого мы недавно с вами смотрели? — посмотрела государыня в глаза Дашковой.

— Статья пришла по почте, — уклонилась от ответа директор Академии. — Но надо ли, ваше величество, растрачивать ваши изустные замечания по поводу сих вопросов неизвестного, когда можно на них с истинною вашей прямотою ответить на страницах «Собеседника»? Ваше блестящее перо непревзойдённой нашей первой писательницы, нет никакого сомнения, поставит на место сего резвого вопрошателя.