Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

— Это что же? — удивлённо спросил государь, подойдя к окну и выглядывая наружу. — Да здесь и лестница! Что ты задумал? — спросил он молчавшего всё время князя Ивана.

— Тише, тише, спускайся, — не отвечая на вопрос друга, проговорил тот.

Заинтригованный придумкой, ничего больше не спрашивая, Пётр перекинул было ногу через подоконник, но князь Иван остановил его:

— Погоди, погоди, Петруша, — удержал он его за руку. — Давай я вперёд стану спускаться, а ты сразу за мной, хорошо?

— Давай, — согласился государь и, поднявшись, пропустил князя.

Лестница была высокая, ступеньки довольно широкие. Они без приключений спустились вниз. Снег вокруг был расчищен, и узкая, утоптанная тропинка вела куда-то вдаль, где терялась в темноте и кустах, обильно припорошённых инеем.

Сойдя на землю вслед за князем Иваном, Пётр вновь спросил:

— А теперь-то куда?

— Тише, тише, вдруг услышат, шуму тогда будет, — проговорил князь, беря Петра за руку и увлекая его за собой.

Скоро утоптанная дорожка упёрлась в высокую ограду, где князь Иван невидимым Петру движением отворил едва заметную калитку. Пройдя через неё, молодые люди оказались на широкой пустынной улице, освещённой лишь выглянувшей из-за облаков луной и мерцающими в просветах неровных туч звёздами. Они шли довольно долго, пока где-то впереди них на небе не появился розовый отблеск восходящего солнца. Стало светлее. Наконец они остановились на высоком берегу, где внизу была слабо различима расчищенная от снега замерзшая река.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и перед глазами необычных путников развернулась огромная, изумительная панорама Москвы. Бледный зимний луч солнца косо скользнул по расходящемуся веером от Кремля городу, касаясь заснеженных крыш и кое-где зажигая яркие блики над белыми крышами, над которыми возвышались купола храмов и монастырей.

Нельзя было представить себе ничего более прекрасного, богатого, роскошного, сказочного, чем эти купола с крестами, сияющими золотом, эти колоколенки с луковичными маковками, эти шести- или восьмигранные шпили с ребристыми, сквозными, округлыми гранями, заостряющиеся над неподвижным скопищем покрытых снегом крыш.

Позолоченные купола, отражая свет, казались чудесно прозрачными, а на их выгнутых поверхностях он сиял точно звёзды. А там, далеко, виднелись лазурные шпили, купола из гладких медных пластин, пригнанных друг к другу. Кое-где купола были выполнены черепицей, подобно чешуе сказочного дракона, а где-то их луковицы были окрашены в зелёный цвет. Совсем далеко виднелись лишь нагромождения куполов, шпилей, башен всевозможных форм, чьи силуэты на голубеющем фоне неба поблескивали золотом, серебром, медью, сапфирами или изумрудами, и над всем этим вставало разгорающееся зимнее солнце.

Задохнувшись от красоты увиденного, юный государь повернулся к своему другу. В его больших светлых глазах стояли слёзы восторга.

— Ванюша, Ванюша, — прошептал он, — как ты мне угодил! Как я рад, что ты меня сюда привёл, ведь я не видал никогда такой красоты!

Помолчав немного, он добавил чуть громче и торжественнее, раскинув руки, словно обнимая всё увиденное им:

— Всё это моё, моё, моё!

— Кроме солнца, — слегка улыбнувшись, заметил князь Иван, — оно ведь не только здесь, но и там, далеко. — Он махнул рукой туда, откуда всё выше и выше поднимался круглый красный шар солнца.

— Хорошо, хорошо, — согласился Пётр, но по его тону князь Иван понял, что он обиделся.

— Полно, Петруша, пошли обратно, а то уж хватились, верно, ищут тебя повсюду.

— Да-да, пошли, — примирительно сказал Пётр, и, повернувшись, они быстро зашагали к дому по той же пустынной дороге.

Подходя к дому, князь Иван увидел впереди девицу с коромыслом на плечах, на котором мерно покачивались бадейки, полные воды.

— Погоди-ка, — остановил он Петра и, ничего не объясняя, скинул с себя тулупчик, вывернул его наизнанку, быстро надел мехом наружу, нахлобучил до самых глаз лохматую шапку и пустился догонять идущую впереди девицу.

Подойдя к ней сзади почти вплотную, он легко снял с её плеч коромысло с бадейками и повесил на себя. Девица от неожиданности остановилась, оглянулась поглядеть, что же такое происходит, но увидев одетого в вывороченный тулуп человека, закричала от страха:

— Сгинь, сгинь, нечистая сила!

Оставив коромысло с бадейками, из которых полилась вода, она помчалась вперёд так быстро, что стали видны её голые ноги, обутые в короткие валяные сапоги.

Весело посмеявшись над глупой девкой, они направились к дому. Шли той же дорогой, что и уходили. К их обоюдному удивлению, всё было тихо: видно, ещё никто не хватился, что государя нет в его покоях. Однако такое затишье было обманчиво.

Не успел князь Иван скинуть с себя и спрятать вывороченный тулупчик, как у него в спальне появился князь Алексей Григорьевич.

— Признавайся, это твои проделки? — сказал он строго, подходя к кровати, в которую успел юркнуть молодой человек.

— Какие проделки? — глядя на отца непонимающим взглядом, переспросил князь Иван.

— Не притворяйся спящим! — проговорил отец, сдёргивая с сына одеяло и глядя на его ноги в мокрых от снега сапогах, которые тот, заслышав чьи-то шаги, не успел скинуть.

— Какие проделки? — всё ещё упрямясь, повторял князь Иван.

— Девку, что воду несла, не ты, что ли, до смерти перепугал? До сей поры кричит, что на неё нечистый дух напал.

— Как же, — улыбнулся князь Иван, — нужна она нечистому духу, такая толстая да рябая.

— Смотри, Иван, — погрозил князь Алексей сыну пальцем, — сам сколь хочешь куролесь, а государя побереги: не ровен час, случится с ним что...

— Поберегу, поберегу, — скороговоркой пообещал князь Иван, стаскивая с ноги сапог.

Прошло несколько дней с памятной ночной прогулки молодого государя и его любимца князя Ивана, и всё более или менее приходило в норму обычной жизни, если не считать хлопот царского окружения по случаю предстоящей коронации Петра Алексеевича. Более всех беспокоилась великая княжна Наталья — сестра государя. Ей казалось, что парадный костюм, в котором он должен был короноваться, недостаточно богат, слишком мало украшен драгоценными камнями.

Однажды, придя к брату, она принесла небольшую серебряную шкатулку и, протягивая её Петру, сказала:

— Посмотри, Петруша, что тебе подойдёт, то и возьми.

— Что это? — удивился государь.

— А ты открой шкатулку, там увидишь.

Осторожно, словно шкатулка была из хрупкого фарфора, Пётр откинул крышку, и его взгляду предстали немногие драгоценности сестры, которые ей достались после смерти их матери и были хорошо известны государю. Там было несколько колец с небольшими сапфирами в обрамлении мелких алмазов, такие же серёжки, жемчужное ожерелье.