Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

— Красивое кольцо, — произнёс он наконец, — только камень в нём несчастный.

— Это почему же несчастный? — удивилась она.

— Потому, — медленно проговорил Фёдор, — что в нём трещинки-паутинки крестом сошлись.

— Крестом? — пугаясь неизвестно чего, переспросила графиня.

— Крестом, — повторил он.

Всю обратную дорогу до Петербурга Екатерина Алексеевна была грустна, задумчива, подолгу смотрела на своё кольцо, где старалась разглядеть не видимый ею крест. И вдруг неожиданно ей вспомнился тот теперь уже такой далёкий день, когда вот этот самый предсказатель, что встретился ей на могиле брата, говоря о камнях, поведал об алмазе. Самая малая толика порошка из этого камня, сказал он, может убить человека так, что никто и никогда не распознает, отчего скончался несчастный. Она даже несколько раз повторила это слово — «не распознает», «не распознает»...

По возвращении в Петербург Екатерина Алексеевна слегла как бы в простуде и скоро умерла.

Когда её одевали ко гробу, её невестка Наталья Борисовна, повернув её руку, обратила внимание на обручальное кольцо, которое княжна никогда не снимала. И сейчас оно было на её руке, только, к большому изумлению Натальи Борисовны, большого алмаза в нём не было.

Сама Наталья Борисовна недолго оставалась в Петербурге из-за болезни сына. Она уехала в одно из своих имений, а когда в 1757 году сын скончался, исполнила давно данный ею обет и постриглась в монахини под именем Нектарии в Киево-Флоровском монастыре.

Накануне пострижения она сошла к берегу Днепра, сняла с шеи небольшую ладанку, из которой достала детскую, обшитую кружевом, уже пожелтевшую от времени рубашечку, и, разгладив её на руке, долго сидела задумавшись. Потом вновь сложила рубашечку, убрала её в ладанку, сняла с пальца кольцо и тоже положила его туда. Затянула было тесьму, но раздумала, вновь раздёрнула её, подобрала на берегу гладкий серый камушек и вложила его в ладанку. Потом, подойдя близко к воде, бросила её в Днепр.

Брат князя Ивана и его сын Михаил, вернувшись из изгнания, построили возле кладбища церковь Святого Николая Чудотворца. Они перенесли и похоронили в церкви оба гроба, поместив их по правую руку от алтаря. Вместо надгробных плит они обложили места захоронения кирпичом, выбеленным известью. Ни надписи, ни имени, ни числа.

Со смертью Петра II мужская линия династии Романовых пресеклась.

Россия входила в полосу смут междуцарствия. Сменившая Петра II на российском престоле Анна Иоанновна, племянница Петра I, не уняла борьбы за власть, которая продолжалась ещё несколько десятилетий до относительно спокойного времени царствования Екатерины II.

Прощаясь с Петром II, задумаемся, что могло ждать Россию, если бы не роковая его смерть?

Было несколько примеров пути, по которому юный монарх мог повести Россию.

Один из них — правление во Франции Людовика XV. Став монархом в младенчестве, он остался в истории как коронованный прожигатель жизни. Власть при нём находилась в руках его фавориток. Правление Людовика XV приблизило Францию к той пропасти, за которой её ожидала революция.

Другой пример — правление малолетнего монарха шведского короля Карла XII, проводившего свою молодость так же, как и Пётр II, на охоте. Однако стоило начаться Северной войне, как некогда удачливый охотник стал незаурядным полководцем.

Может быть, у Петра II был какой-то свой путь, отличный и от пути Людовика XV, и от пути Карла XII, но, зная историю краткой жизни русского императора, неприглядные черты его характера, не стоит питать иллюзий.

«Бог знает, что он любит, — писал саксонский посланник Лефорт в 1729 году, — он становится ко всему апатичным, исключая охоту».

И не надо преувеличивать роль влияния на Петра II его фаворита — князя Ивана Долгорукого. Не обладая ни тщеславием, ни честолюбием, он не стремился использовать свой авторитет в части решения каких-либо государственных дел. Его влияние на государя было совсем иным. Не без помощи князя Ивана юный монарх отошёл от «праведного» пути, становясь своевольным, неукротимым властелином, и здесь роль князя Ивана Долгорукого несомненна.

Но, как писал внук князя Ивана, через много лет посетивший могилу своего деда, «такая неожиданная и ужасная кончина, полная таких страстных страданий, искупает все вины его молодости, и его кровь, оросившая Новгородскую землю, эту древнюю колыбель русской свободы, должна примирить с его памятью всех врагов нашего рода».

Четвёртого февраля 1728 года Пётр II торжественно въехал в Москву [28]; три недели спустя он короновался, а через месяц после коронации участь Меншикова была окончательно решена.

24 марта в Кремле возле Спасских ворот было найдено подмётное письмо, адресованное государю. В этом письме выражалось неудовольствие по поводу ссылки Меншикова в Раненбург (337 вёрст от Москвы), осуждались поступки государя, его поведение и подавался совет вернуть изгнаннику бразды правления. Невозможно предположить, чтобы умный и хитрый Меншиков мог сделать эту несчастную ошибку и написать такое неумелое письмо. Была ли это неуместная попытка друзей, плохо знавших обычаи двора, или злостный подвох врагов павшего генералиссимуса — осталось навсегда неизвестным. Во всяком случае, Долгоруковы, боявшиеся ума Меншикова и находившие, что Раненбург слишком близко от Москвы, воспользовались этим, чтобы нанести ему последний и самый жестокий удар: все громадные богатства его были конфискованы и он с семьёй отправлен в Сибирь, в Берёзов (за 3350 вёрст от Москвы) [29].

Князь Алексей Долгоруков и сын его, Иван, любимец Петра II, торжествовавшие победу, не предвидели тогда, что через два года и они последуют за Меншиковым, первый, чтобы умереть в Берёзове после четырёх лет изгнания, второй, чтобы провести там восемь тяжёлых лет и быть возвращённым для пытки и четвертования...

Следствие признало, что подмётное письмо написано рукой духовника царицы Евдокии. Это наводит на мысль об участии в деле врагов Меншикова, которые в этом случае не ошиблись в расчёте.

Положение Меншикова при дворе Петра I было исключительное, небывалое. Светлейший князь, герцог Ижорский, он пользовался с женой величайшими почестями, наравне с членами императорского дома и привилегиями, недоступными ни одному подданному: при его особе состояли гоф-юнкера и пажи из дворян.

Княгиня Дарья Михайловна, рождённая Арсеньева, из старой дворянской семьи, была безличная женщина, кроткая и добрая. Зато сестра её, Варвара, старая дева, маленькая, горбатая, умная и злая, пользовавшаяся большим влиянием у своего деверя, создавала ему и семье множество врагов своей надменностью, резкостью и мстительностью. Она была злым гением семьи.