Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

— Князь тьмы! — уточнил Матвеев. — Вот и поговорим, Иван Степанович, о материях насущных. Что мешает-то нам жить в счастливом для всех согласии?

— Отсутствие согласия. Мы с гетманом его давно ищем. Пётр Дорофеевич посылал меня в Переяславль на раду с листом к боярину князю Ромодановскому — быть бы Низовому Войску под рукой его царского величества. И о себе писал: готов приехать тотчас, если останется гетманом на правой стороне Днепра, а если гетманом ему не быть, так присягнули бы князь Григорий Григорьевич и государевы люди, что ему, Дорошенке, с братьями, с роднёй, дурного не сделают.

— Наш великий государь, да благословит его Господь, к людям, которые от зла своей волей отстали, зело милостив. Уж кто-кто, а пресветлый Алексей Михайлович обиды прощать умеет. — Матвеев показал рукой на вошедшего в комнату подьячего: — Говори правду, Иван Степанович, мы твои слова запишем и тебе дадим прочитать. Коли где оговорился ненароком — поправишь. Расскажи нам, что подвигло гетмана Петра Дорофеевича искать защиты у великого государя?

— Ясновельможному пану гетману старшины города Лысенко прислали грамоту: они-де все поддались под руку московского царя, и ему бы сделать то же. Звали на раду, под Корсунь, просили привезти бунчук и булаву... О себе позволю словечко... Посылая к боярину князю Григорию Григорьевичу, гетман взял с меня присягу, чтобы я не остался у Ромодановского. Жена моя и дом мой — в Корсуни.

Мазепа говорил, прикрывая веками глаза. Словно бы по скромности, а выходило — красуется. Ресницы длинные, шёлковые. Был генеральный писарь в свои тридцать лет красив лицом, статью, мужеством. Чёрный оселедец, чёрные брови, чёрные усы, а лицо как молоко, словно солнце не решалось трогать такой природной белизны. Глаза серые, Мазепа распахивает их вдруг, всякий раз нежданно, вбирая вглубь чёрных зрачков весь Божий мир.

Пани Фалбовская не устояла перед красавцем, когда ему было девятнадцать... За красоту, знать, попал в комнатные слуги короля. С юных лет ума да обхождения набирается. Ах, как искренне говорит Иван Степанович, уж так всё подробно, просто. Вышколен.

— Я приехал в Переяславль в день рады, когда избрание Самойловича уже состоялось, — рассказывал Мазепа. — Меня приняли с радостью, а отпустили с надеждой. Новый гетман восточного берега и князь Ромодановский писали Петру Дорофеевичу, чтобы приезжал ничего не страшась... Дорошенко грамотам порадовался, но просил прислать в Черкасы знатного человека и был готов дать в амонаты [38] Амонаты — заложники. двух-трёх старшин.

— Отчего же расстроилось дело?

— Прислал своих гонцов Серко. Запорожцы потребовали от Дорошенко, чтобы он бунчука и булавы не отдавал казакам восточной стороны. Истинный гетман он, Пётр Дорофеевич. Запорожцы обещали соединиться с ним и послали своих лучших людей в Бахчисарай — к хану. Помирил бы хан Дорошенко и Серко и сам был бы с ними в дружбе, как при Богдане Хмельницком. Сечевики звали Петра Дорофеевича к себе за Пороги, но гетман, опасаясь прихода московских воевод, не поехал. — Мазепа распахнул свои дивные очи, и на Матвеева пошла волна духовного приятельства. Мазепа разволновался: — Меня будто в прорубь окунули. Я стал проситься у Дорошенко в Корсунь, к жене. И он заподозрил меня в измене. Кричал: «Ты продался Ромодановскому за соболя!» Привёз меня к митрополиту Иосифу Тукальскому, и владыка приводил меня к присяге. Я целовал образ Спаса и Евангелие, обещая служить ему, гетману западного берега... Вот, после присяги, Пётр Дорофеевич и отправил меня со своими грамотами в Константинополь к султану басурманов.

Матвеева «султан басурманов» от подданного этого басурмана позабавил, а ещё больше «грамоты гетмана», кои наверняка составлял сам генеральный писарь.

— А какие настроения среди казаков, среди горожан западного берега? — спросил Артамон Сергеевич, перебивая гладкую речь.

— Скажу правду, — Мазепа снова устремил на Матвеева свои честные ясные очи, — многие ждут не дождутся прихода великого государя! Все устали от войны. Но ожидания не оправдываются, и любовь к Москве обращается, увы, в ненависть. Как было дело в Ладыжине? К городу подошли визирь с турками, хан с татарами. С визирем тысяч сорок, с ханом все сто. Город не дрогнул, не сдался. Но у турок восемьдесят пушек, а в городе — одна! Ни Ромодановский, ни Самойлович помощи не оказали. Вот полковник Мурашка, с сотником, с реестровыми казаками, с местным протопопом и перебежали к басурманам...

Артамон Сергеевич улыбнулся: шкуру свою украинские казаки любят пуще мамы родной... О том, что произошло в Ладыжине, хранитель царской печати знал от своего верного человека. Казаки предали, но в городе остались три сотни стрельцов и большой отряд грека Анастаса, всего две с половиной тысячи бойцов. Жителей же в городе было тысяч двадцать, четыре тысячи пошли на валы. Отбили ладыжинцы пять приступов, но, брошенные всеми, пожалели детей, жён — сдались. Анастас переоделся мужиком и спасся, а вот Мурашка, глядя на разграбление города, проклял Магомета и был зарублен татарами.

Мазепа прочитал по лицу Матвеева нечто для себя опасное, заговорил горячей:

— Ладыжин сражался на удивление! Отразил несколько приступов, хотя городские валы были старые, осыпавшиеся. И как тут не сказать! Полковник Мурашка не перенёс турецкого надругательства над женщинами и детьми, взбунтовался и погиб. Татары в Ладыжине поживились, большую часть народа обратили в невольников, однако ж судьба Умани оказалась ещё печальнее. Уманцы встретили хана и визиря хлебом-солью, а когда войско ушло, не стерпевши насильства, перебили оставленных в городе турок подчистую. Хан и визирь вернулись. Взорвали городские стены, взорвали дома, а всех уманцев зарезали... — Мазепа прервал поток слов и мрачно насупился. — Бедный, бедный народ мой! Я готов служить великому государю — пусть тайно, но всею душой, всем сердцем, всем моим умишком, саблей наконец!

Матвеев хохотнул про себя — служить тайно саблей во стане противника мудрено.

Иван Степанович невыказанную улыбку всё-таки уловил. Кинулся рассказывать про казака Порывая и всё то, что уже выложил подьячим. Этого, конечно, было мало, и генеральный писарь поднёс Матвееву истинную тайну.

— В Чигирин приезжал перед моим отбытием к султану пан Ореховский, ближний человек короля Яна Собеского. У короля к Дорошенко подлинная привязанность, они давно знают друг друга.

— Король зовёт Дорошенко на свою службу?

— О нет! — Мазепа порозовел от того, что предстояло ему выдать (порыв подобострастия тоже шёл к его лицу). — Речь идёт о подданстве вечном и нерушимом. Пан Ореховский привёз статьи договора. Король обещает возместить убытки, какие понесли православные церкви от униатов на Украине, в Литве, в Польше. Границу Войска Запорожского устанавливается по рубежу Киевского и Браславского воеводств. Король обещает: кварцяным [39] Кварцяный — королевский, государственный. войскам Речи Посполитой никогда в Украине впредь не быть, разве что по крайней надобности Войска Запорожского. Требования Собеский выставляет вполне приемлемые. Сложить и прислать османские бунчуки — стало быть, отречься от клятвы султану. Прислать в аманаты брата Дорошенко. Заказать казакам западного берега испрашивать вольностей, какие московский царь даровал казачеству восточной стороны. — Мазепа тревожно глянул в лицо московского канцлера. — Всё ли мне говорить? У короля были слова неодобрительные о Московии.