Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара

Выбрав якоря, «Молния» (так мы в дальнейшем будем называть фрегат) описала полоборота вокруг продольной оси, чтобы уловить слабый ветер, а потом направилась к мысу Тибурон, чтобы пройти мимо него на траверсе.

Сын Красного корсара, пренебрегая любой опасностью, не отдал даже приказа погасить ни два больших фонаря, горевших с правого и левого борта кормовой надстройки, ни носового фонаря на полубаке.

Он не хотел оставлять в темноте артиллеристов кулеврин, на которые он очень рассчитывал в борьбе с испанскими шлюпками, которые могли пойти на безумный в своем неистовстве абордаж.

Дав два бортовых залпа, фрегат пересек рейд, а потом дерзко направился к мысу; артиллеристы энергично раздували фитили, тогда как аркебузиры поднялись на марсы и салинги [36] Марсы — корзины или площадки, служившие для наблюдения и работы с парусами; устанавливались на соединении мачты и стеньги. Салинг — деревянная (в данном случае) рама из поперечных и продольных брусьев, закрепляемая на топе стеньги (продолжения основного мачтового дерева). , куда уже нанесли в немалом количестве ручные гранаты, которыми пользовались в то время флибустьеры.

Великолепный, сильный корабль разрезал воды залива в полной уверенности, что он спокойно пройдет мимо засады, устроенной аркебузирами и полусотнями губернатора Сан-Доминго. Команда «Молнии» презирала угрожавшую ей опасность.

В колеблющемся свете кормовых фонарей выделялся, словно кровавое пятно, сын Красного корсара, сеньор ди Вентимилья ди Вальпента и ди Роккабруна, потомок трех выдающихся корсаров, которые в недавние времена сеяли страх во всех испанских колониях Большого Мексиканского залива.

Держа в правой руке рупор, а левой опираясь на рукоять своей боевой шпаги, некоторой разновидности драгинассы, широкой и тяжелой, как оружие гасконца, гордый молодой человек бестрепетно ожидал атаки, не сводя глаз с парусов своего великолепного судна.

На его тонких губах блуждала сардоническая усмешка, та презрительная усмешка, которую сделал знаменитой Черный корсар.

— Плевать мне на всех на вас, — казалось, говорил он. — Я сын Красного корсара, который держал вас в страхе, а ужасный Черный корсар — мой дядя. Кто осмелится напасть на меня?

«Молния», не находя на рейде достаточно ветра, приближалась к мысу очень медленно, в нетерпеливом ожидании буйной ласки Большого залива.

Были подняты все паруса: от нижних до бом-брамселей и до блинда [37] Бом-брамсель — четвертый или пятый снизу парус на мачте; для фрегатов тех времен — самый верхний парус. Блинд — прямой парус, который ставили на старинных кораблях под бушпритом (на нижнем рее бушприта). .

Хотя время от времени крупные волны, глухо шипя, выкатывались из-за мыса, фрегат лишь плавно покачивался на них — так хорошо он был сбалансирован.

— Смотрит ли в мою сторону маркиза? — спрашивал себя граф. — Ах, если бы она могла видеть, как сражается сеньор ди Вентимилья…

Его размышления прервал глухой отзвук артиллерийской канонады, донесшийся из леса, покрывавшего высокий мыс.

— Кажется, испанцы догадались, что мы пытаемся улизнуть. Не так ли, дон Баррехо? — обратился он к стоявшему рядом гасконцу, который перетряхивал в кармане свои пресловутые дублоны.

— Я никогда не был глухим, господин граф, — ответил, улыбнувшись, авантюрист.

— Смотрите, как бы какое-нибудь ядро не снесло вам голову.

— Я вам уже говорил, что мой приятель Вельзевул не знает, как обойтись в своем доме с гасконцами. Мы слишком опасны даже в аду.

— Вы просто замечательны, дон Баррехо.

— Нисколько. Вы хотите, чтобы он подрался с чертями другого рода, способными укоротить хвосты или крылья его детям? Полагаю, дьявол не так глуп.

— Сеньор граф! — крикнул Мендоса, стоявший за ними, у руля. — Посмотрите-ка на этого гасконца: он, должно быть, внук или правнук мессере Вельзевула! Он принесет нам несчастье, клянусь вам…

— Бочонком аликанте, — добавил бравый гасконец, разразившись громким смехом.

Четыре или пять пушечных выстрелов раздались в этот момент с оконечности мыса. Ядра прорвали паруса фрегата.

— Кажется эти ребята не будут нежными, — сказал гасконец, пригибая голову и трагическим жестом выхватывая из ножен свою знаменитую шпагу. — На абордаж идут иберы Старой или Новой Кастилии, и я покажу им, как дерутся лучшие забияки Гаскони…

Металлический голос сына Красного корсара оборвал его последние слова:

— Дьявол вас побери!

— А куда? Если этого даже он не знает?

— Тогда пусть он вас отнесет в рай, — сказал Мендоса.

— Но там же нет аликанте маркизы де Монтелимар.

И снова его слова оборвал голос сына Красного корсара:

— Бортовой залп! Мы проходим траверс мыса! Стреляйте по шлюпкам! Огонь!..

Пять баркасов, на каждом из которых было по двадцать пять человек, гребцов и стрелков, отошли от берега и приближались с бешеной скоростью, расходясь веером, чтобы пропустить фрегат посредине и пойти на абордаж с обоих бортов.

Вооруженные аркебузами солдаты вели частый и непрерывный огонь по верхней палубе.

Обе кулеврины, поставленные на большие вращающиеся подставки, обрушили на два ближайших баркаса убийственный залп картечью, тогда как десять пушек правого борта отправили свои ядра в лес, в котором пряталась испанская артиллерия.

Одна из пяти шлюпок, вторая по порядку, изрешеченная картечью, почти сразу пошла на дно. Однако остальные нисколько не замедлили своего движения и с отчаянной смелостью готовились к абордажу, тогда как аркебузиры удвоили частоту огня.

Сын Красного корсара, поняв, что имеет дело с недюжинными смельчаками, поднес рупор ко рту и приказал:

— Все буканьеры на палубу!

На всех флибустьерских судах всегда находилось некоторое количество этих изумительных стрелков. Можно даже сказать, что они составляли подлинную силу корсарских кораблей, потому что, как мы уже упоминали, эти бесстрашные охотники никогда не промахивались.

По команде графа тридцать бородачей с бронзовыми лицами, вооруженных тяжелыми аркебузами с длиннющими стволами, быстро поднялись на палубу, расположившись вдоль правого фальшборта и кормовой надстройки.

— Шлюпки — ваши! — крикнул металлическим голосом сеньор ди Вентимилья. — Мы займемся полусотнями и испанской артиллерией.

Обе стороны вели сражение отважно.

Оглушительно грохотали двадцать две пушки фрегата; с такой же яростью отвечали испанские орудия, более многочисленные и хорошо спрятанные за высокими скалами мыса, а также в лесу.

Практически на каждый выстрел сразу же следовал ответ.

Шлюпки между тем не переставали приближаться, выстраиваясь дугой и не обращая ни малейшего внимания на опасность, грозившую им с носа фрегата.