Юрий Качаев - Синее железо

Медленно, день за днем, охлаждалось полученное железо, а мастера тем временем уже колдовали над новыми чанами.

Осунувшийся за последнюю неделю Артай был внешне сдержан, и только внезапная белозубая улыбка на прокопченном лице иногда выдавала затаенную радость: сбывалось его желание и дело налаживалось быстрее, чем он думал.

…И вот наступил долгожданный миг, когда в ладонях Артая очутился первый меч, сработанный руками многих людей — рудокопов, углежогов и кузнецов.

Клинок меча еще лоснился от медвежьего жира; он был темно — голубого цвета, с радужными блестками; он сверкал невиданным по красоте узором, словно опутанный тончайшей золотистой паутиной. Искрометные нити этой паутины переплетались в самые хитроумные рисунки, какие только может создать великая мастерица — природа.

Рукоять меча была вырезана из зеленого нефрита, а под нею стояло клеймо самого знатного рода: крылатый олень. Первый меч предназначался в подарок побратиму Артая, юному асо динлинов Анту Бельгутаю.

Все оружейники собрались возле главной кузницы, где струилось на ветру двухцветное шелковое полотнище, боевое знамя динлинов: верх — белый, низ — красный.

Самый пожилой из кузнецов, жилистый и еще крепкий старик с подпаленной бородой, подошел к Анту, держа меч на вытянутых руках.

— Асо — сказал он, — мы подносим тебе этот меч и верим, что он хорошо послужит нашей отчизне. Пусть твой ум будет так же остер и светел. Ты взял на свои плечи тяжелую ношу, асо. Но знай, за твоей спиной будет весь народ от мала до велика. В этот клинок вложили свой труд и уменье многие люди, и в нем живет сила их рук. Испробуй его, Ант, и скажи, годится ли он для битвы…

— Ант опустился на одно колено, взял меч и поднес его к губам. Братья! — Голос Анта был хриплым от волнения. — Факел, опущенный вниз, продолжает гореть, и языки его пламени все равно тянутся вверх. Наша борьба с чужеземцами подобия факелу. Сейчас он опущен, но он не погас, и я клянусь, что подниму его над вашими головами. Тогда он разгорится, как лесной пожар, и огонь его испепелит проклятых хунну. Поклянитесь и вы тенями наших предков, что по первому зову встанете вот под это знамя!

— Клянемся, асо! — Ответ был как выдох огромного кузнечного меха.

— А теперь испробуй меч, — снова сказал старый оружейник, и по его знаку перед Антом поставили деревянную куклу, одетую в панцирь китайской работы (такие панцири носили обычно латники шаньюя). Голову куклы прикрывал железный хуннуский шлем с назатыльником.

Оружейники кольцом обступили Анта. Юноша занес меч и, чуть присев, косо опустил на голову куклы. Только свистнул воздух, только лязгнул металл — и половина круглой болванки шлепнулась на снег вместе с разрубленным шлемом.

Артай нагнулся и подобрал отсеченную часть. Срез был блестящим и гладким, словно меч прошел не сквозь литое железо в палец толщиной, а через пластину из воска.

— Славная рука, — одобрительно сказал Артай, и половинка шлема пошла по кругу.

— Не рука, а меч славный, — поправил Ант и вновь поднял меч.

На этот раз удар пришелся по латам, и они распахнулись на обе стороны, как створки раковины, обнажив деревянную грудь куклы. Теперь по рукам оружейников отправился меч. Мастера придирчиво водили заскорузлыми пальцами по голубому лезвию — и напрасно; на клинке не было ни одной зазубрины.

— Вот такие мечи мы будем ковать отныне, — сказал Анту Артай, и в голосе его прозвучала гордость. — Такие же мечи получат и хунну, но… — тут оружейник усмехнулся, — с небольшим изъяном: их клинки через полгода смогут рубить разве что трухлявые дрова…

Артай остановился, не договорив: со стороны санной дороги, которая вела в городище, послышались сердитые голоса.

— Кого — то задержали дозорные, — вслух подумал Артай.

И верно, через минуту из леса вышли двое лыжников, за ними ехал хуннуский всадник. Увидев Анта, он направил коня к нему, но Артай загородил дорогу:

- А ну слезай! Ты, видно, забыл, что находишься в присутствии асо?

— Хунну привык говорить со всяким, стоя на шести ногах, — заносчиво ответил всадник. Язык динлинов он знал довольно хорошо.

— Сойди с коня — тихо повторил Артай, — иначе ты не устоишь и на своих двоих.

— С дороги, подлый раб! — взревел всадник, и в воздухе свистнула плеть.

— Вот ты как!

Уклонившись от удара, Артай схватил коня за передние ноги, поднял на дыбы и с силой рванул в сторону. Конь рухнул в снег, придавив собой всадника. Тот истошно закричал. Свободная нога его судорожно дергалась в воздухе.

— Совсем как кузнечик — сказал кто — то, и все вокруг засмеялись.

— Помогите ему подняться, — приказал Ант, — да больше не трогайте. — И когда воина вызволили, спросил: — Зачем ты здесь и почему ведешь себя неуважительно?

— Сегодня же баш Ой-Барс узнает все, — вместо ответа пригрозил хунну, потирая ушибленную ногу.

— Зачем ты здесь?

— Меня прислал джуки — князь. Он просил немедленно приехать к нему в А — бу.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Ваши поселяне прогнали отовсюду тархана, сборщика податей. — Последние слова хунну произнес по — тюркски, потом добавил, подумав: — Они еще поплатятся за это.

Глаза Анта потемнели от гнева, но он сдержался.

— Скажи Ли Лину, что я приеду завтра. А теперь уноси ноги. Быстро!

Хунну не заставил себя упрашивать, и скоро топот его коня

затих в белом безмолвном лесу.

Оленья упряжка — шестерик бежала по накатанной дороге. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было только, как дышат олени да изредка вздыхает снег, сползающий с еловых лап.

Вровень с санями над чеканными зубьями елей неустанно скользила луна. Ее морозный дымчатый свет струился над лесными полями, высекал бесчисленные разноцветные искры из придорожных сугробов й серебрил снеговую пыль, летевшую из-под копыт упряжки.

Ант и Чагар — оба в медвежьих шубах и валяных теплых сапогах — сидели в санках, борясь с дремотой. Путь они проделали немалый, и в самый короткий срок. Ант спешил, и Чагару приходилось урезать отдых оленям на каждой пропышке[90]. Хорошо еще, что не было пурги и ехать приходилось не по целине… Под утро копыта упряжки застучали как — то особенно звонко, и Ант понял, что они выехали на реку. Отсюда до А — бу, где стоял дворец Ли Лина, оставалось уже немного…

В хуннуском становище, несмотря на ранний час, уже горели костры — степняки всегда встают до солнца. Вокруг лагеря бродили кони, добывая себе из-под наста прошлогоднюю траву.

«Посмотрим, что станут делать хунну, когда лягут настоящие снега», — не без злорадства подумал Ант.