Томас Кенилли - Список Шиндлера

В общем-то, никто, конечно, не хотел оказаться на больничной койке. В Плачуве она была самым опасным местом, куда мог в любой момент явиться доктор Бланке со смертельной дозой бензина в шприце. Даже здесь, в Бринлитце, всегда существовал риск внезапной инспекции, подобно той, в ходе которой увезли детей с их отцами. В соответствии с указаниями из Ораниенбурга, лагерная клиника не имела права содержать серьезных больных. Тут вам не благотворительное заведение! Допускалось лишь оказывать первую помощь при производственных травмах.

Но деваться было некуда – поначалу клиника в Бринлитце оказалась битком забита женщинами. Сюда же попала и девочка-подросток Янка Фейгенбаум. Она была поражена саркомой и в любом случае, даже в самой лучшей больнице, должна была умереть. О ней старались позаботиться, отвели самое удобное место из всех. Здесь же оказалась и фрау Дрезнер, и еще не меньше дюжины женщин, которые или не могли есть, или пища не удерживалась у них в организме.

Оптимистка Люся и две другие девушки горели в скарлатине, их нельзя было держать в лазарете – их койки перенесли в погреб, где от близости парового котла стояла жара. Даже в приступах озноба Люся чувствовала его благодетельное тепло…

Эмили Шиндлер безропотно исполняла в лазарете обязанности медсестры. Те, кто уже прижился в Бринлитце, – мужчины, разбиравшие машины Гофманов и перетаскивавшие их на склад дальше по дороге, – почти не замечали ее. Один из них позже сказал, что она производила впечатление тихой и покорной жены.

Впечатление о процветании Бринлитце создавалось цветистым красноречием ее супруга, Оскара Шиндлера, которому удивительным образом удавалось убеждать всех и каждого в том, в чем ему хотелось. Эмили всегда оставалась на втором плане.

И даже те женщины, за которыми она ухаживала, искренне считали, что все в мире зиждется на магическом влиянии всесильного Оскара.

Вот, например, Манси Рознер. В поздней истории Бринлитца описан случай, когда Оскар подошел к ее станку, за которым она работала в ночную смену, и протянул ей скрипку Генри…

Как-то, заехав в Гросс-Розен повидаться с Хассеброком, он улучил время зайти на склад и нашел там инструмент Рознера. Чтобы получить его на руки, он выложил сто рейхсмарок. Вручая скрипку Манси, Шиндлер ободряюще улыбнулся, давая понять, что наступит время, когда музыкант опять возьмет ее и прижмет к плечу.

– Хороший инструмент, – буркнул он. – Но теперь его придется настраивать.

Так что для Манси, которая волшебным образом получила скрипку мужа из рук Оскара, нетрудно было увидеть за его спиной крылья.

А на самом деле там всегда находилась спокойная, сдержанная жена герра директора.

Умирающие постоянно видели Эмили рядом с собой. Она кормила их манной кашей, которую раздобывала неизвестно где, сама готовила им еду и носила ее в Krankenstube. Доктор Александр Биберштейн считал, что фрау Дрезнер не выживет. Но Эмили семь дней подряд кормила ее с ложки – и дизентерия отступила. А ведь многие из этих женщин, останься они в Биркенау, не смогли бы пережить следующую неделю!

Эмили старалась выходить и девятнадцатилетнюю Янку Фейгенбаум с костной саркомой. Лютек Фейгенбаум, брат Янки, работавший в цехе, порой замечал, как Эмили выходила из своей квартиры на нижнем этаже здания с кастрюлей горячего супа, который она готовила у себя на кухне специально для умирающей Янки.

– Она подчинялась Оскару, – говорил потом Лютек. – Как и все мы. Но тем не менее она была женщиной, с которой он считался.

Когда у Фейгенбаума разбились очки, Эмили позаботилась о том, чтобы их починили. Рецепт на них был выдан неким доктором из Кракова еще до начала существования гетто. Эмили договорилась с кем-то, кто ехал в Краков: попросила взять с собой рецепт и привезти отремонтированные очки. Молодой Фейгенбаум воспринял ее поступок не как обыкновенную любезность, а как вызов нацистской системе, которая безжалостно изъяла у всех евреев Европы очки.

Казалось бы, какой пустяк – очки! Но без них для многих узников жизнь превратилась в сплошное мучение. Известномножество историй о том, как Оскар Шиндлер обеспечивал очками своих заключенных. И можно только удивляться, что скромные подвиги Эмили не затмились сиянием легенд о всемогущем Оскаре, деяния которого в глазах его подопечных порой воспринимались наравне с подвигами короля Артура или Робин Гуда.

Врачами в Krankenstube были доктора Хильфштейн, Гандлер, Левкович и Биберштейн. Они внимательно следили, не появятся ли признаки эпидемии тифа, ибо это заболевание было не только угрозой здоровью. В соответствии с предписаниями, случай заболевания тифом мог стать предлогом для закрытия Бринлитца, после чего всех тифозных погрузят в теплушки и отправят умирать в бараки Биркенау с надписью: «Осторожно! Тиф!»

Во время одного из утренних посещений лазарета Шиндлером, примерно через неделю после прибытия женщин из Аушвица, Биберштейн сказал ему, что у него есть подозрение насчет двоих из них. Головная боль, высокая температура, недомогание и боли по всему телу – так все начинается. Биберштейн предполагал, что через несколько дней проявятся характерные тифозные симптомы. Так что двух заболевших следует немедленно изолировать где-нибудь в пределах предприятия!

Биберштейну не пришлось долго объяснять Оскару, что может значить для их обиталища тиф, который передается укусами блох – заключенные привезли с собой их неисчислимое множество. Инкубационный период болезни может занимать до двух недель. Так что тифом, может быть, уже поражены десятки и сотни людей! Даже после появления новых ярусов нар люди все еще располагались слишком близко друг к другу. Во время коротких тайных встреч в укромных уголках завода любовники переносили друг на друга заразных насекомых. Тифозные вши постоянно мигрировали с места на место…

И казалось, что вот эта страшная весть все-таки уложит Оскара Шиндлера на лопатки.

Но он приказал спешно создать на втором этаже дезинфекционную секцию – душевые, котлы для кипячения одежды, прожарки. Это менее всего походило на очередное административное указание. Предстояло из подвала протянуть наверх трубы, по которым будет подаваться горячий пар и кипяток. Сварщики трудились в две смены. Они работали не покладая рук, с напором и желанием, характерным для тайного производства в Бринлитце. Официальный ход работ должны были символизировать огромные прессы «Хило», которые устанавливали на схватившемся бетонном полу цеха. Их монтаж отвечал интересам и заключенных, и герра директора предприятия Шиндлера, и позже Мойша Бейски отметил, что установлены они были с соблюдением всех правил и норм, ибо придавали убедительность фронту работ.