Томас Кенилли - Список Шиндлера

А предполагаемый акт саботажа Янек совершил лишь потому, что инженер Шенбрун, немецкий мастер, неожиданно перевел Янека с его станка на один из больших прессов для металла. Самому инженеру потребовалось не меньше недели, чтобы наладить пресс, с чем он справился не лучшим образом. Едва только Янек нажал кнопку «пуск», произошло короткое замыкание и один из штампов треснул. Шенбрун разразился градом обвинений в адрес Янека и направился в контору писать рапорт, в котором обвинял заключенного в преднамеренной поломке оборудования. Отпечатанные копии жалобы Шенбруна были направлены в отделы в Ораниенбурге, Хассеброку в Гросс-Розен и унтерштурмфюреру Липольду в его контору у ворот предприятия.

К утру Оскар Шиндлер так и не появился. И вместо того, чтобы отослать донесение, куда следует, Штерн изъял его из мешка с почтой и скрыл. Жалоба, адресованная Липольду, была передана ему лично, но Липольд по крайней мере неукоснительно придерживался правил организации, в которой служил: он не мог повесить мальчишку, пока не получит санкции из Ораниенбурга и от Хассеброка.

Прошло еще два дня, но герр директор все не появлялся.

«Должно быть, задержался на какой-нибудь вечеринке!» – посмеивались в цехах.

Наконец, Шенбрун выяснил, что его письмо продолжает находиться у Штерна. Он устроил скандал, угрожая Штерну, что отчет будет дополнен и его именем. Штерн, обладавший безграничным спокойствием, подождал, пока Шенбрун перестал бушевать, и сказал, что он изъял пакет из мешка с почтой, ибо считает, что герр директор по правилам должен быть ознакомлен с сутью послания, прежде чем оно отправится в дорогу. Герр директор, сказал Штерн, конечно, будет поражен, узнав, что один из его заключенных нанес урон машине стоимостью десять тысяч рейхсмарок. Без сомнений, сказал Штерн, герр директор захочет дополнить рапорт и своими замечаниями по этому поводу.

Наконец в один прекрасный день в воротах лагеря показался Оскар Шиндлер. Штерн успел перехватить его и доложить об обвинении Шенбруна. Унтерштурмфюрер был полон желания тут же увидеться с Оскаром и доказать ему, что власть СС распространяется и за ворота предприятия, предлогом для чего должна послужить публичная казнь Янека Дрезнера.

– Я буду председательствовать на слушании дела, – сказал Липольд Оскару Шиндлеру. – Вы же, герр директор, представите письменное заключение о размерах ущерба.

– Минутку, – придержал его Оскар. – Сломана моя машина. И председательствовать на слушании дела буду я .

Липольд принялся доказывать, что заключенный находится под его юрисдикцией.

– Заключенный – может быть… Но машина, – возразил Оскар, – находится под юрисдикцией Инспекции по делам вооруженных сил. Кроме того, я в любом случае не могу дать разрешения на проведение данного мероприятия в пределах завода. Если бы Бринлитц, скажем, выпускал бы какие-то химические товары, то, может быть, сокращение выхода продукции и не имело бы такого значения. Но здесь – производство боевой техники, имеющей отношение к выпуску секретного оружия. Я не могу позволить, чтобы мешали моему производственному процессу, – отрезал Шиндлер.

Скорее всего, он одержал верх именно этим аргументом – Липольд отступил.

Унтерштурмфюрер опасался связей герра директора, так что суд состоялся лишь с наступлением вечера в механической мастерской, и председательствовал на нем Оскар Шиндлер. Остальными членами трибунала были герр Шенбрун и герр Фуш. Сбоку от стола сидела молодая немка, которая вела протокол, и, когда ввели молодого Дрезнера, он оказался перед составом настоящего суда, который смотрел на него довольно сурово.

В соответствии с указанием секции «D» от 11 апреля 1944 года, эта инстанция была первой и конечной, и ей предстояло, сообщив о заседании Хассеброку и получив ответ из Ораниенбурга, публично повесить преступника на территории предприятия, перед лицом всех обитателей Бринлитца, среди которых были его отец и сестра.

Янек заметил, что в тот вечер на лице Оскара не было и следа той доброжелательности, к которой так все привыкли, когда он бывал в цехах.

Герр директор вслух зачитал сообщение Шенбруна об акте саботажа. Янек знал Оскара Шиндлера главным образом по рассказам других, особенно по словам отца, и не мог даже предположить, что означало строгое выражение лица Оскара, когда он зачитывал обвинение. В самом ли деле он так возмущен поломкой машины? Или он всего лишь изображает негодование?

Когда с чтением было покончено, герр директор принялся задавать вопросы. Дрезнер почти ничего не мог сказать в свое оправдание. Он пытался объяснить, что был незнаком с работой этого агрегата. «Там была какая-то неполадка», – сказал он. Он слишком волновался и поэтому допустил ошибку. Он заверял герра директора, что у него не было никаких причин для саботажа.

– Если ты не умеешь работать на производстве боеприпасов, – сказал Шенбрун, – то тебе здесь нечего делать! Герр директор заверял меня, что все заключенные – исключительно опытные специалисты в этой области. А ты, Haftling Дрезнер, проявил полное невежество!

Гневно взмахнув рукой, Шиндлер приказал заключенному подробно изложить все свои действия в вечер аварии. Дрезнер стал рассказывать, как готовил агрегат к запуску, как расположился рядом с ним, как осмотрел контрольную панель, как включил подачу энергии. И тут же станина внезапно содрогнулась, и механизм вышел из строя. По мере того как Дрезнер рассказывал, герр Шиндлер все беспокойнее ерзал на месте и, наконец сорвавшись со стула, стал мерить шагами мастерскую, возмущенно поглядывая на обвиняемого. Дрезнер описывал те изменения, которые он внес в систему управления, чтобы ею было удобнее пользоваться, когда Шиндлер, сжимая мясистые кулаки, с пылающими глазами остановился перед рассказчиком.

– Что ты несешь? – переспросил он юношу.

Дрезнер повторил:

– Я приводил в порядок систему управления, герр директор…

Возвышающийся над ним Оскар врезал ему в челюсть. Голова Дрезнера откинулась, но он был полон счастья, потому что Оскар – стоя спиной к остальным судьям – подмигнул ему с безошибочным выражением лица. Он стал размахивать ручищами, толкая мальчишку к дверям.

– Черт бы вас побрал, до чего все вы бестолковы! – орал он ему вслед. – Просто не могу поверить!

Повернувшись, он обратился к Шенбруну и Фушу, как к своим союзникам:

– Как бы мне хотелось, чтобы они были посообразительней, чтобы хоть с толком поломать машину. Тогда бы по крайней мере у меня была, черт их побери, возможность спустить с них шкуру! Но что ты можешь делать с этой публикой? С ними только зря время теряешь.

Оскар опять сжал кулаки, и Дрезнер приготовился к еще одной оглушительной плюхе.