Станислав Хабаров - Юрьев день

– Приходи. Нужно поговорить. Придёшь?

– С бутылкой?

– Для чего?

– Мужа отвлечь.

– А его не будет, Славочка. Он в воскресенье на охоте. Попозже приходи, когда Димку уложу.

– До вечера нужно ещё дожить, – ответил он и никуда не пошёл: не в его правилах. А муж её – Воронихин всё же товарищ, хотя и сухарь сухарём. А теперь она – Мокашова, и по-прежнему нравится, а Мокашов – для Славки не закон.

В голове не укладывалось, как она могла уйти, сбежать как в старинных романсах из Краснограда? И он часто думал о ней. «Как же так вышло? Она же совсем иная». А получилось иначе, как в институте шутили, когда проходили термех: «Была бы пара, момент найдётся». Может, всё просто, а он лопух лопухом?

– А Мокашов тогда чокнутым вернулся с Карпат, – сказал Славка. – Не думал, что это связано с тобой.

– Ты ни о чём никогда не думал, Славочка.

– Так уж и никогда?

Но она перевела разговор:

– Вам обоим тогда попало.

– Нет, у нас были одинаковые обстоятельства, – сказал безнадежно Славка, – но мы по-разному их использовали.

Они вспомнили нелепый год, когда «гибрид» отлаживался, и сколько горя пришлось хлебнуть с ним и радости. Дневали и ночевали в КИСе, и чуть выпили на радостях в честь окончания, а их уволили. И Мокашов тогда ушел, прихватив Ингу, а Славка мыкался в КИСе и на полигоне, пока его не вернули в отдел.

– Зачем уехали? Оставались бы в Краснограде.

Она пожала плечами: неужели трудно понять? Женщине очень важно, что подумают и как на неё посмотрят. Она должна ходить независимо, а за спиной чтобы пикнуть не могли.

– Слабонервные вы люди, – Славка вздохнул. – А Мокашов и вовсе псих ненормальный. Ну, уволили. Точно не увольняли нас до этого много раз. Всё потом образуется.

Славка рассказывал, а Инга внимательно смотрела на него. И её внимание волновало. Он просто не знал, куда ему смотреть? Пробовал смотреть ей в глаза, и как-то напряженно смотрел. Затем переводил взгляд на губы. И это выходило неудобным. Кроме того, её полные колени притягивали его взгляд. Он отводил его, но невзначай взглядывал, сбивался, был напряжен и совсем замучился.

Инга, слушая Славку, чувствовала, что по-прежнему нравится ему, смеялась в душе над тем, как он смешно робел, но не принимала его всерьёз. Она не чувствовала в нем мужчины, как чувствовала в других, даже в мерзком Теплицком. И хотя, казалось, она целиком была в прошлом и внимательно слушала, но на самом деле её волновали сегодняшние заботы: «Идти или не идти на банкет?»

«… Первым делом мы стали знакомиться с достопримечательностями столицы. Ко всеобщему удивлению, обнаружилось, что ты среди указанных достопримечательностей не числишься. Осмотрев Дворец съездов, Университет, Лужники, мы поняли, что знакомство с Москвой не будет полным, если мы не осмотрим дом, в котором в 60-х годах двадцатого века жил и работал выдающийся русский советский инженер-неудачник Мокашов. К тому же оказалось, что каждому из нас ты задолжал определенную сумму денег, и это обстоятельство окончательно решило вопрос о визите к тебе…»

– Ну, что? Выходит, по домам, – задумчиво спросил Аркадий Взоров, когда миссионеры закончили свою печальную историю. Они стояли на площади, у каменной скульптуры всадника на коне. Славка, Вадим, Взоров, Чембарисов и кроме них еще и будущий космонавт Геннадий Игунин, который прежде работал в КБ, а теперь находился «на подготовке».

– Привет. Ты что теперь меня не замечаешь? – спросил, задираясь, Маэстро. – Или я для тебя мелок, звездочкой девятой величины?

– Здравствуй. Рад видеть тебя, – сказал Игунин.

– Итак, все кончено, – спросил Аркадий Взоров, – или ты, Дима, тряхнешь своей лауреатской книжкой?

– Я думаю: ну их, – сказал Вадим, – а?

Взоров обвел собравшихся вопросительным взглядом, и каждый что-нибудь ответил ему.

– Куда-нибудь нужно сходить, – подытожил Маэстро.

– Куда? – посмотрел Взоров на Чембарисова, и тот ответил:

– Что я доктор?

– На что намекаешь, Чембарисов? – откликнулся Вадим, до защиты которого – все знали это – остались считанные дни. Остальные молчали.

– Я у начальства пытался занять, – продолжал Вадим. Смотрю, Викторов с Лосевым пирожки едят, я и говорю, не могли бы в счёт будущей премии. А они в ответ: плохо о нас думаете. Если бы мы имели, стали бы мы есть эти паршивые пирожки. Остается одно – знакомиться с достопримечательностями города.

Лица присутствующих поскучнели, хотя не верили, что это всё.

– Юра, – так, для бузы сказал Аркадий Взоров, глядя на статую. – Это твой тезка – Юрий Долгорукий – основатель Москвы. Ничего замечательного за ним не числилось: истории он не сотворил, в битвах не участвовал и все-таки попал в историю. Вроде Игунина.

– А может к Мокашову? – нерешительно сказал Славка.

– Или в пивной?

– Водочки для обводочки, – повеселел Чембарисов. – Пивка для рывка. А для чего нам рывок, Вадим Палыч?

– Ну? – спросил Вадим.

– Решайте, Вадим Палыч, – отозвался Аркадий Взоров. – Я не хочу влиять на ваше решение.

– Значит, так. Слушайте мою команду. Ловим таксомотор и по Садовому кольцу с остановкой у гастронома. Затем устраиваем у Мокашова вакханалию средней руки.

В гастрономе они рассыпались по секциям.

– Наборы, смотрите, наборы, – сказал Вадим, – это наш единственный шанс не упасть в собственных глазах.

Они ходили между стеллажей гастронома в плотном кофейном аромате, смотрели товары и на хорошеньких продавщиц, одетых в чёрные фартучки, точно это были не продавщицы, а школьницы, и улыбались, потому что всё на свете теперь их радовало.

– Хорошо бы селёдочку. Только кто её чистить будет?

– Товарищи, а где коньяк?

– В Москве коньяк пьют.

– Выходит, выпита суточная порция?

– Пускай, ты выпита другим, но мне осталось, мне досталось…

– Ух, сулугуни.

Со свертками они поднялись по лестнице.

– У кого свободные руки? Звони. Ты не ошибся дверью?

Звонок зазвенел по ту сторону двери и, затихая, улетел куда-то в глубину квартиры. За дверью завозились, и снова стало тихо. Они позвонили ещё раз, и опять повторилось, словно кто-то потёрся с той стороны, потрогал дверь и отошёл. На третий раз дверь отворилась. На пороге стоял высокий сумрачный мужчина.

– Мы к Мокашовым.

– Здесь нет таких.

– Как нет?

– Как бывает. Нету и всё.

– Выходит, он, – показывая на Славку, сказал Вадим, – варежку разинул?

– Выходит, так.

Мужчина отступил назад, намереваясь захлопнуть дверь. Но в этот момент за спиной его что-то мелькнуло и чуть ли не под мышкой у долговязого появился Паня в белой рубашке, выпущенной из брюк. Он тотчас заулыбался, сказал:

– Извините. А мы немного выпили. С соседом. А они дома, – кивнул он на дверь.