Виктор Зонис - Соломон. Царь тысячи песен

Соломон, подумав о гареме, тяжело вздохнул. Многочисленные жены и наложницы, количество которых перевалило за седьмую сотню, доставляли ему хлопот едва ли не больше, чем государственные заботы.

Целая армия евнухов не могла управиться с интригами, скандалами и драками, постоянно и во множестве возникающими в самых неожиданных местах и по самому малейшему поводу. Царский гарем — государство в государстве — жил по своим жестоким законам, мгновенно и неотвратимо карающим любые попытки внешнего вмешательства, несмотря на подозрительное и всевидящее око Соломона.

Соломон с детства не доверял никому. Честолюбие и подозрительность, постоянное ощущение опасности, пришедшие на смену младенческим страхам, прочно, по— хозяйски поселились в нем еще в столь юном возрасте, когда у ровесников его только начинал проявляться инстинкт самосохранения. В дни, когда царь Давид и даже родная мать были особенно ласковы с ним, Соломон пытался увидеть в этом скрытый смысл, опасность для себя, пытался понять — что потребуется от него взамен. Казалось, Соломон рос таким же, как все его братья и сестры, но вместе с тем вырастали в нем и крепли недетские сомнения и недоверчивость, совершенно не свойственные его сверстникам.

Повзрослев до редкого пушка над верхней губой, Соломон понял несколько очень важных для себя вещей: самые теплые отношения легко превращаются в самую холодную вражду; самые благие намерения могут заканчиваться самыми ужасными последствиями; доверять в этой жизни можно только тем, кому выгодно быть с тобой рядом, и только до тех пор, пока эта выгода не покажется им само собой разумеющейся.

К тридцати годам в душе Соломона из сомнений, противоречий и страхов выросла прочная крепостная стена, отделившая его от мира других людей; стена, за которой скрывался сложный лабиринт гордыни, тщеславия, чувств…

Гарем царя из пристанища любовных утех очень быстро превратился в многоликий, требующий постоянного внимания и вмешательства живой организм. Жены, несмотря на ограничения и запреты, окружали себя многочисленными родственниками и прислужниками, плели интриги и заговоры, пытаясь возвыситься над товарками своими или избавиться от них. Евнухи, стремясь угодить им и заработать, обманывали царских чиновников — договаривались тайно с поставщиками продовольствия, тканей, благовоний и украшений. Казна, которая, как казалось Соломону, была под полным его контролем, распадалась множеством воровских щелей. Так было до тех пор, пока вездесущий Ванея однажды не притащил к царю волоком упирающегося и визжащего от страха евнуха.

— Смотри, великий царь! — Ванея ловко подхватил евнуха за талию и, перевернув вниз головой, несколько раз встряхнул. — Смотри! — он поднял с пола два кожаных мешочка и высыпал золото на ладонь. — Я взял его на базаре но вместе с тем вырастали в нем и крепли недетские сомнения и недоверчивость, совершенно не свойственные его сверстникам.

Повзрослев до редкого пушка над верхней губой, Соломон понял несколько очень важных для себя вещей: самые теплые отношения легко превращаются в самую холодную вражду; самые благие намерения могут заканчиваться самыми ужасными последствиями; доверять в этой жизни можно только тем, кому выгодно быть с тобой рядом, и только до тех пор, пока эта выгода не покажется им само собой разумеющейся.

К тридцати годам в душе Соломона из сомнений, противоречий и страхов выросла прочная крепостная стена, отделившая его от мира других людей; стена, за которой скрывался сложный лабиринт гордыни, тщеславия, чувств…

Гарем царя из пристанища любовных утех очень быстро превратился в многоликий, требующий постоянного внимания и вмешательства живой организм. Жены, несмотря на ограничения и запреты, окружали себя многочисленными родственниками и прислужниками, плели интриги и заговоры, пытаясь возвыситься над товарками своими или избавиться от них. Евнухи, стремясь угодить им и заработать, обманывали царских чиновников — договаривались тайно с поставщиками продовольствия, тканей, благовоний и украшений. Казна, которая, как казалось Соломону, была под полным его контролем, распадалась множеством воровских щелей. Так было до тех пор, пока вездесущий Ванея однажды не притащил к царю волоком упирающегося и визжащего от страха евнуха.

— Смотри, великий царь! — Ванея ловко подхватил евнуха за талию и, перевернув вниз головой, несколько раз встряхнул. — Смотри! — он поднял с пола два кожаных мешочка и высыпал золото на ладонь. — Я взял его на базаре вот с этим вот пергаментом, — Ванея достал из рукава свиток, и, поклонившись, передал Соломону.

Соломон бегло пробежал глазами перечень товаров, указанных в свитке, встал с трона, поднял за подбородок голову евнуха, и, глядя ему в глаза, произнес:

— Что скажешь на это? Золото — украл?

Евнух, с трудом освободив лицо от мертвой хватки Соломона, хрипло прошептал:

— Скажу… все скажу! Это не мое, видит Бог, не мое! — он скосил глаза на золото, тяжело лежащее на ладони Ваней. — Я не украл, это Су на, жена твоя, послала меня на базар, это она, она велела мне купить разных товаров! Там, в свитке, все написано…

Соломон сел на трон, жестом прервал евнуха.

— Довольно! Аменхотеп знает?

Евнух опустил глаза и отрицательно покачал головой:

— Если бы узнал, люди Суны тотчас убили бы меня.

— А я тебя не убью, как думаешь?

Евнух рухнул на колени и пополз к трону:

— Помилуй, великий царь… не по воле своей…

Ванея за шиворот оттащил евнуха от трона, отшвырнул в сторону:

— Убить его? — посмотрел на царя.

Соломон задумчиво покачал головой:

— Не надо пока. Оставь нас сейчас.

Когда Ванея ушел, Соломон внимательно посмотрел на евнуха и после паузы произнес:

— Я только что спас тебе жизнь. Хочу понять — зачем я это сделал. Не поможешь мне?

Евнух несколько раз судорожно сглотнул и тихо ответил:

— Чтобы я… чтобы я… я буду все доносить, днем и ночью, что в гареме, про всех… Аменхотеп тоже, он многое скрывает… я за всем прослежу…

Соломон с деланным удивлением посмотрел на евнуха:

— А почему ты решил, что мне это нужно, почему ты думаешь, что я чего-то не знаю?

— Не знаешь, не знаешь… — Евнух захлебывался словами, подобострастно заглядывая в глаза Соломону.

— У нас там, — он успокоился и, подойдя совсем близко к царю и постоянно оглядываясь на дверь, шепотом продолжил:

— Даже Аменхотеп не знает всего. У нас там… убивают! Евнухи, и охрана, иногда, когда кто-то из жен заказывает…

— Убивают — кого?! — нетерпеливо перебил его Соломон.

— Слуг, а иногда… недавно отравили наложницу твою.

— Аменхотеп знает?

— Думаю — нет, не все. Может, догадывается о чем-то.