Шапи Казиев - Ахульго

– Взять! – сердито произнес Граббе.

– А то Ахульго – вот оно, но видит око, да зуб неймет.

Позвали топографа и Милютина. Алексеев раскинул на столе карту. Граббе склонился над детальным изображением местности и ткнул пальцем в башню.

– Мимо нее к Новому Ахульго не пройти.

– Да и к самой башне подобраться трудно, – прикидывал по карте Галафеев.

– Трудно? – вскинул брови Граббе.

– На войне всегда трудно. Особенно тем, кто воевать не умеет.

– И укрыться негде, – продолжал Галафеев, не обращая внимания на плохо скрытый упрек.

– И не надобно, – покачал головой Граббе.

– А надобно атаковать и взять ее во что бы то ни стало!

– Неужели и подступиться нельзя? – спросил Пулло топографа.

– С трех обращенных к нам сторон только скалы и никаких пологостей, ваше превосходительство, – отвечал Алексеев, показывая на карте.

– Сами изволите видеть, крутизна почти что отвесная.

– Ну а вы как полагаете? – обратился Граббе к Милютину.

– Хребет у нее крепкий, ваше превосходительство, – сказал Милютин.

– Как-с? – недовольно процедил Граббе.

– Я в том смысле, ваше превосходительство, что Новое Ахульго – это вроде как бык, – водил пальцем по карте Милютин.

– А Сурхаева башня – голова его, с рогами и глазами. А посередине – перешеек, хребет.

– Что мы тут ни делай, им с башни все видно, – вставил Пулло.

– И бьют они метко, – добавил Галафеев.

– Отсечь бы голову, а с остальным легче будет, – тяжело вздыхал Граббе.

– Отсечем, – уверял Галафеев.

– И каким же способом? – обернулся к нему Граббе.

– Самым обыкновенным, тут другого не придумаешь, – сказал Галафеев.

– Пробить пушками бреши в башне, а там и в штыковую.

– Это вы славно придумали, – сурово улыбнулся Граббе.

– А солдаты к этой самой бреши тоже из пушки полетят? На манер ядра? Или крылья у них вырастут?

– Кручи нам не страшны, – ответил Галафеев.

– Наш солдат куда угодно влезет без всяких крыльев, – поддержал его Пулло.

– Было бы за что зацепиться, хоть штыком, хоть ногтем.

– Однако, ваше превосходительство, военная наука не припомнит случая… – попробовал возразить Милютин против генеральского апломба.

– Вздор! – оборвал его Граббе.

– По вашей науке мы давно должны были снять осаду и вернуться не солоно хлебавши.

– Тогда пиши пропало, – сказал Галафеев.

– Однако успех, несоразмерный с жертвами, не всегда оправдан, – храбро возражал Милютин.

– Не вашего ума дело, – снова осадил его Граббе.

– Или вы допускаете, что жертвы, принесенные нами доселе, останутся напрасными? Нет, любезный вы мой теоретик, не допущу! Теория берется из практики, а практика будет такова, что я возьму эту башню и Ахульго возьму! И никто нас не спросит, каковы были жертвы. Нас спросят, где результат? Где Шамиль? И войска тут не на параде, а на войне. А была ли в истории война без жертв? И запомнила ли история полководца, спасовавшего перед противником, дабы сохранить войска?

– Прошу прощения, ваше превосходительство, но боюсь, что я не совсем точно высказал свою мысль, – оправдывался смущенный Милютин.

– Я только хотел сказать, что перед таким штурмом необходима основательная подготовка.

– Спасибо за науку, – усмехнулся Граббе.

– Только лучше поучитесь сами, как серьезные дела делаются. Тут не армия на армию, поручик, тут уже воля на волю.

Граббе приказал готовиться к штурму. А тем временем возможно ближе продвинуть батареи к Сурхаевой башне, чтобы орудия показали свою настоящую силу.

В штабную палатку явился встревоженный Васильчиков со вскрытыми пакетами.

– Ваше превосходительство, – докладывал впопыхах адъютант.

– Позвольте…

– Оставьте церемонии, – прервал его Граббе, протягивая руку за пакетами.

– Что там?

– Одно из Тифлиса, особой важности…

Васильчиков собирался изложить все по порядку, но Граббе поднял руку, жестом приказав адъютанту замолчать. Командующий вчитывался в депеши и менялся в лице. Первое сообщение его не обрадовало. Из штаба Кавказского корпуса сообщалось об отправке к Ахульго войск, освободившихся после компании против Ага-бека на Самуре. Выходило, что победа была не столь внушительной, если Головин слал ему всего три батальона пехоты, хотя и с орудиями, вместо шести, на которых настаивал Граббе.

Второе послание было еще менее приятным. Сообщалось, что укрепление Удачное было атаковано и обложено отрядами Ташава-хаджи и Муртазали. Гарнизон держал оборону несколько дней, пока, наконец, его не выручили подошедшие из Внезапной линейный батальон и шамхальская милиция. Что, оставив после себя разрушенную крепость и имея по пути лишь слабую перестрелку с неприятельскими шайками, гарнизон под командой майора Тарасевича ушел через Миатлинскую переправу в Шуру, где и ожидает подвоза боеприпасов, провианта и медикаментов из Петровска, чтобы затем выступить к Ахульго короткой дорогой, через Зирани.

Галафеев счел, что все складывается как нельзя лучше, но Граббе подозревал, что с оставлением укрепления не все так благополучно, как представлялось в рапорте Тарасевича. Так оно потом и оказалось.

При отступлении Тарасевича преследовали горцы, и отряд понес ощутимые потери. Тарасевич вынужден был оставить громоздкий вагенбург и сбросить в пропасть пришедшее в негодность орудие. А в занятом ими укреплении горцы захватили много провианта, пороха и пуль.

Осадные работы развернулись с новой силой. Разрушенное горцами было восстановлено. Прокладывались крытые пути сообщения. К Сурхаевой башне продвигались новые батареи.

Подошли, наконец, и два транспорта, дожидавшиеся неподалеку, пока будет проложена дорога. Военные и продовольственные запасы прибыли из Шуры и Хунзаха под охраной батальона апшеронцев. Граббе сделал командиру батальона выговор за медлительность, так как посылал к нему несколько вестовых, но тот оправдывался, что никаких приказаний не получал, а потому и выжидал. Вестовые горцы-милиционеры, как потом выяснилось, перешли к Шамилю.

С транспортом привезли два легких орудия и четыре мортиры для навесного огня. Граббе считал, что этого далеко не достаточно, и снова писал Головину о нехватке сил. Однако блокирующие войска мало-помалу продвигались вперед, охватывая, по мере возможности, Сурхаеву башню, которая грозила свести на нет все усилия Граббе. Подкопаться к этой скальной твердыне не было никакой возможности, оставалось штурмовать, хотя со стороны это и выглядело безумием.

По крайней мере, пока генералу никто не угрожал с тыла, ему ничто не мешало испытать судьбу.

– Ампутация! – снова вспомнил Граббе понравившийся ему медицинский термин.

– Что не лечится, то удаляется.