Шапи Казиев - Ахульго

Ночь перед штурмом генералы провели в своих полках, призывая солдат кончить дело решительным боем. Видя перед собой главных командиров, которые пулям не кланялись, солдаты преисполнялись чувством гордости за свои полки. А обещанные свободы неудержимо манили их на Ахульго, как будто там был спрятан ключ к извечной крестьянской мечте.

На рассвете 21 августа в лагере залаяли отрядные собаки. Они учуяли на Ахульго противника и кинулись его искать. В ответ залаял пес Хабиба. Они сцепились у Старого Ахульго, и обе стороны наблюдали эту ужасную схватку. Волкодав был сильнее, но других собак было больше. Схватка их превратилась в смерч, из которого летели окровавленные клочья, пока, наконец, весь этот рычащий и скулящий клубок не скатился в пропасть. Впрочем, они продолжали драться и там, пока их не унесла река.

Эта сцена произвела тягостное впечатление на всех. Но больше всего был растревожен Курбан, узнавший своего волкодава. Значит, и сын его был где-то рядом. Но искать Хабиба Курбану было некогда, потому что невдалеке забили барабаны.

Колонны Граббе двинулись на новый штурм.

Увидев, как надвигаются войска, Шамиль оглянулся на своих сподвижников и крикнул:

– Не унывайте, братья! И помните, что нет у нас убежища, кроме наших сабель!

Мюридов не нужно было убеждать. Они не боялись погибнуть, потому что жизнь на Ахульго давно уже походила на ад. И многие завидовали своим товарищам, принявшим смерть в битвах и наслаждавшимся теперь райским покоем. На Ахульго думали лишь о том, как подороже продать свою жизнь.

Войска Граббе яростно хлынули на Ахульго, но вдруг над руинами прежних укреплений появился Стефан, и труба его пронзительно запела: «Назад! Назад!». Повинуясь знакомому сигналу, авангард штурмовой колонны остановился. И готов был попятиться назад, если бы не напиравшие сзади роты апшеронцев.

Развадовский играл самозабвенно. Это была его главная сольная партия. Увидев, что апшеронцы остановились, он поднял трубу еще выше и начал играть свой прощальный привет далекой родине. Но доиграть полонез ему не было суждено. Вызванный Лабинцевым снайпер не промахнулся. Смертельно раненный, Стефан начал медленно оседать и испустил дух вместе с последними тактами мелодии. А к последнему бастиону защитников Ахульго уже неслась сокрушительная лавина, не замечая летевшие навстречу пули.

Над Стефаном встал старый слепой сказитель. Он прочитал над погибшим молитву, а затем взял в руки свой пандур и запел:

Счастлив умерший в бою, Счастлив павший в злую сечу. Открывает дверь свою Сам Аллах ему навстречу.

Смерть за смерть, мюрид, вперед! Для души, не знавшей страха. Мост пылающий ведет Над пучиной в рай Аллаха…

Волна за волной накатывались егеря через ров, но разбивались о защитников второго рубежа, которые стояли насмерть. Шамиль несколько раз увлекал мюридов в атаку, пытаясь отбросить противника, но усилия эти не имели успеха. Ров, который не удавалось закидать фашинами и завалить турами, начал снова наполняться погибшими.

Колонна Лабинцева была главной силой штурма, но в дело уже вступали и другие части. Вооруженные лестницами и веревками, солдаты лезли на Ахульго со всех сторон, с которых могли подобраться.

Становясь на плечи друг другу, солдаты карабкались на отвесные каменные стены, вбивали крючья, перекидывали через них веревки, подтягивали лестницы и взбирались все выше и выше. Как и в прошлый раз, на них сыпались камни и пули, но солдаты даже не пытались прикрываться щитами, которые только задерживали движение. Они взбирались на гору, теряя товарищей, но упорствуя в своей решимости подняться на Ахульго. Раненые падали вниз молча, чтобы не вселять страх в остальных, и почти никто не пытался ухватиться за сослуживцев, потому что тогда в пропасть сорвались бы целые ряды их товарищей.

На этот раз отбивалось все население Ахульго, даже старухи явились на поле брани с серпами и косами.

Настал черед и роты Нерского.

– Что, братцы, пошли? – скомандовал Нерский.

– Пожалуй, идем, – отозвались солдаты.

– Что Бог даст, то и будет.

– На людях и смерть красна.

Нерский подтолкнул вперед Аркадия.

– Ну, показывай.

Но Аркадий молча стоял на месте и только мотал головой, обхватив ее руками.

– Тогда уходи, – сказал ему Нерский.

– Живо!

Аркадий будто очнулся, отбежал от роты и скрылся за выступом. Затем огляделся, не преследуют ли его, и кошкой полез по едва заметной тропинке наверх. Но его заметили, и рота бросилась следом. Аркадий поднимался быстро, а преследователи не отставали. С Ахульго их заметили. Едва Аркадий остановился, не находя, куда поставить ногу и за что уцепиться, как сверху полетели глыбы, скатываемые женщинами. Одна из них зацепила Аркадия, он не удержался и, раскинув руки, рухнул на поднимавшихся за ним солдат. Нерский вжался в выемку скалы, и это его спасло. Он с ужасом смотрел, как Аркадий и четверо солдат, ударяясь об острые выступы, падают в пропасть, как новые камни сыплются на его роту, и не знал, что делать. Он уже прощался с жизнью, когда в карниз, нависший над ними, ударило ядро. Взрыв рассеял оборонявшихся и обрушил на роту Нерского груду камней, которые увлекли вниз еще несколько солдат. Но сверху глыбы теперь никто не скатывал. Нерский перевел дух и попытался взобраться дальше, но путь наверх оказался совершенно невозможным, потому что взрыв срезал все неровности, за которые можно было уцепиться. Оставшиеся в живых солдаты подобрались к своему командиру, но подняться выше тоже не смогли, несмотря на все старания. Когда же их заметили со Старого Ахульго и открыли по роте пальбу, Нерскому волей-неволей пришлось искать спасения в ущелье, чтобы не оставить на горячих скалах всю свою роту. И все же рота знала, что старалась не зря. По крайней мере она отвлекла часть обороняющихся, давая больше шансов главному отряду.

Шамиль и его наибы бились наравне с остальными. Женщины воевали рядом с мужчинами, а дети заряжали ружья и подавали их взрослым. Солнце палило так, что трудно было двигаться, но приходилось драться. Лица людей почернели, бороды их были опалены, руки, покрытые кровавыми мозолями, едва могли держать оружие, а волны неприятеля продолжали накатываться. Сам Шамиль уже не понимал, как держатся его люди. В огненном вихре, в дожде пуль и осколков падали горцы и солдаты, но никто не желал уступать.

С нескольких сторон солдатам удалось закрепить лестницы, и они поднимались по ним на головокружительные высоты. Показавшихся над поверхностью горы встречали сабли, косы и надетые на палки штыки. Но следом поднимались другие, и не было им конца. Горцы стреляли по веревкам, на которых держались лестницы, но это не всегда помогало. Тогда оставалось последнее средство – бросаться на них сверху, чтобы перерубить веревки. Смельчаки находились, но не каждому удавалось сбить на лету лестницу. Одну из лестниц попытался сбить раненый мюрид, но его сабля наткнулась на апшеронца. Следом бросилась жена мюрида, но смогла лишь повредить лестницу. Тогда вниз ринулся их сын, сжимая в каждой руке по кинжалу. И лестница рухнула, унося в пропасть множество солдат и самого юношу.