Шапи Казиев - Ахульго

– Ежели идти через Хунзах, ваше превосходительство, то дороги более-менее известны, – сообщил Попов.

– Придется разве что немного исправить их после зимы. Или если мюриды успели где-то испортить.

– Но тогда не будет внезапности, ваше превосходительство – вставил Милютин.

– Верно, – похвалил Граббе.

– Лезть напролом – дело немудреное, но весьма хлопотное. Надо бы и другие дороги узнать.

– Приложим старания, – вздохнул Попов.

– Однако до весны…

– Вот именно, до весны, – подчеркнул Граббе.

– Противник пусть думает, что мы спим, как медведи в берлоге, а мы, тем временем, бдим на страже государевых интересов!

– Совершенно справедливо, – поддержал его Траскин.

– Ловкий лазутчик везде пройдет.

– Да, вот еще что, – вспомнил Граббе, многозначительно глядя на Попова.

– Помнится, вы обещали сыскать человека, который бы за хорошую плату решился исполнить деликатное поручение.

– Ищем, – ответил Попов.

– И даже… Словом, есть тут один оригинал.

– Вот и славно, – похлопал Попова по плечу Граббе.

– А за деньгами господин начальник штаба не постоит.

– За какими, позвольте узнать, деньгами? – встревожился Траскин.

– У меня каждый рубль на счету.

– Из экстраординарных сумм, – уточнил Граббе.

– Ах, это… – разочарованно протянул Траскин.

– Смотря сколько, ваше превосходительство, и на что.

– На дело особой важности, – заверил его Граббе.

– Господин полковник вам все разъяснит.

– Так точно, ваше превосходительство, – кивнул Попов.

– Завтра на рассвете я намерен отбыть в Ставрополь, – объявил Граббе.

– Торжественное построение войск приказываю отменить.

– Как же так, ваше превосходительство? – растерялся Попов.

– Такие времена, любезный, – ответил Граббе.

– Секретность – половина успеха.

– Как прикажете.

– Однако прощальный ужин – непременно! – настаивал Траскин.

– Тут, доложу я вам, такие деликатесы произрастают.

– Полковая традиция, – поддержал Траскина Попов.

– Без прощального ужина никак нельзя.

– А вина! – закатил глаза Траскин.

– Знай про них французы, сюда бы двинулись, а не на Москву!

– Ну что ж, – развел руками Граббе.

– Шариат, конечно, это не приветствует…

Остальные заулыбались, оценив изощренный юмор генерала.

– Но адат нам несравненно ближе, – рассмеялся генерал.

– И дам не забудьте.

– Как можно? – улыбался Попов.

– Им маскарад до сих пор снится.

– И вы на манер Ганнибала, – ухмылялся Траскин.

– А лет эдак через сто кто-нибудь и в виде генерала Граббе на маскарад явится.

– Дай-то Бог! – поддержал Васильчиков.

Милютин тоже хотел что-то прибавить, но сдержался, опасаясь впасть в двусмысленность.

– Вы что-то имели сказать? – обратился к нему Граббе, которому комплименты пришлись явно по душе.

– Я… Насчет дам, – нашелся Милютин.

– А именно? – любопытствовал Траскин.

– Насчет сударыни Нерской… – напомнил Милютин.

– Слезно просила принять.

– Ну что ж, – согласился Граббе.

– Вы ее на ужин пригласите и спросите, не желает ли она отбыть со мною в Ставрополь. Она близка была с моей женой… Что ей зимой делать в Шуре?

– А пусть остается, – предложил Траскин.

– На маскараде она была восхитительна.

– Так что не забудьте, – внушительно сказал Граббе Милютину.

– А за сим, господа, мое почтение.

Попрощавшись с каждым за руку, Граббе остался один.

Ему не хотелось идти на ужин, его уже воротило от деликатесов Траскина, а стенания Лизы, которую черт сюда принес, только будили в нем неуютные воспоминания. Граббе хотелось спать. Но спать генерал опасался, потому что прошлой ночью ему снова явилась ужасная гора. Генерал решил только немного вздремнуть, но провалился в сон, как в пропасть.

Лиза жила в Шуре ожиданиями. Местное женское общество ей быстро наскучило. Вернее, ей было неуютно среди дам, которые появлялись со своими мужьями или кавалерами и жили здесь какой-то другой жизнью, которую Лиза принимала с большим трудом. Лиза была ослеплена своим несчастьем и не могла видеть, что жизнь и здесь, в гарнизоне, имела свои особенные прелести. Постоянная близость войны меняла людей, они жадно наслаждались каждым днем, понимая, что любой из них мог оказаться последним.

Лизе отвели комнату в доме маркитанта, которого она изводила вопросами насчет дороги в Хунзах. Опасаясь, что она вздумает ехать туда сама, пожилой армянин пугал ее ужасными историями, приключавшимися на дорогах. Обычно это происходило вечером, за чаем.

– Вот недавно, – рассказывал Аванес, выпучив для убедительности глаза, – целый подполковник приехал из Казанищ, это тут рядом, там у меня лавка. Значит, приехал в бане попариться и визиты сделать. Обедал у командующего, потом в свой батальон возвращался.

– Один? – спрашивала Лиза.

– С ним унтер был и шестеро солдат, – повествовал Аванес, отхлебывая чай из блюдца.

– Вот, едут вместе, а подполковник вперед выехал, конь у него был хороший.

– Ну, выехал, – торопила Лиза, привыкшая, что Аванес любил рассказывать долго, будто товар выбирал.

– Трех минут не прошло! – размахивал руками Аванес.

– Выстрел! Солдаты с унтером подбегают, а подполковник убитый лежит.

– Господи Боже мой, – перекрестилась Лиза.

– Лошади нет, и шашка пропала, – говорил Аванес.

– Дорогая была шашка, из трофейных, в серебре, он ее у меня покупал.

– И что же, нашли разбойников?

– Куда там! – махнул рукой Аванес.

– Разве найдешь? Тут и свои могут под видом абреков. А ты говоришь – Хунзах!

– Что же мне здесь до весны сидеть? – горевала Лиза.

– Жди теперь, пока дороги откроются, – со знанием дела говорил Аванес.

– Я же жду. А весной дела пойдут. Первым делом войска в Хунзах двинутся или из Хунзаха.

– А далеко ли туда?

– Зимой – далеко, а летом, когда дороги, не так чтобы далеко.

– И ты пойдешь?

– Как не идти! – напомнила о себе Каринэ – жена маркитанта.

– У нас, знаете, сколько должников? Отправятся в поход – и поминай, как звали. А если убьют – так и вовсе беда.

– Поход для маркитанта – первое дело, – принялся просвещать Лизу Аванес.

– Господа офицеры любят налегке ездить. А как привал – давай сюда Аванеса. А у Аванеса и выпить, и закусить. Вина да водка лучше колбасы идут. А иным шампанское подавай, и непременно, чтобы французское, особенно Клико в почете. Этого у нас хватает, в Кизляре делают.

– А не страшно? – спрашивала Лиза.

– Привык, – улыбался Аванес, подливая себе чаю.

– И стреляли в меня, и грабили. А я вот он, царь-герой. Обещали к медали представить.