Юсиф Чеменземинли - В крови

— Я гневен, — мрачно произнес он, подражая голосу Ибрагим–хана. — Если вы не развеселите меня, не развеете мои тяжкие думы, я вас яйца нести заставлю!

Шуты тотчас принялись за дело. Они лаяли, кудахтали, завывали шакалами, кричали по–ослиному, ржали. Хан пребывал в унынии.

— Я гневен! — вскричал Лотуоглу. — Вы не сумели исступленно кудахча, принялись «нести яйца».

Шуты бросились врассыпную и, присев на корточки, исступленно кудахча, принялись «нести яйца».

Хан не менялся, гнев по–прежнему мерцал в его глазах. И вдруг появился Ханмамед. Сел, потирая замерзшие руки, и тотчас же принялся рассказывать соседу какую–то историю. Хан исподлобья наблюдал за ним.

— Эй, Ханмамед, — крикнул вдруг он. — Что это ты там рассказываешь?

Все замерли; даже шуты, смелее других привыкшие держаться при повелителе, обомлели от страха.

— Сон свой рассказываю, да пошлет аллах долголетие хану!.. — нерешительно отозвался Ханмамед.

— Сон? Ну что ж, давай погромче, я тоже хочу послушать!

Все облегченно вздохнули — Ханмамеду не раз удавалось смягчить ханский гнев, может быть, и на этот раз он сумеет развлечь хана какой–нибудь забавной историей.

— Да пошлет аллах долголетие хану, — начал Ханмамед, — привиделся мне сегодня сон, будто ты приказал повесить меня перед диванханой. Обмыть повелел у родника Мехралы–бек, а похоронить — под Дабтелебом.

Хан обернулся к Шахмамеду. Тот с поклоном приблизился к повелителю.

— Скажи палачу, — спокойно произнес хан, — пусть повесят твоего глупого братца перед диванханой, обмоют у родника Мехралы–бек, а похоронят под Дабтелебом. Пусть сон будет в руку!

Шахмамед безмолвно повиновался. Через минуту вошли одетые в красное палачи и увели Ханмамеда…

Вагиф еще толком не отдохнул с дороги, к тому же ему неможилось, замучил насморк. Он отлеживался в постели, читал Физули. Бессчетное число раз читал Вагиф его стихи и все–таки каждую свободную минуту снова брал в руки эту книгу.

Старый слуга на цыпочках вошел в комнату.

— Ага! Тебя люди спрашивают…

— Кто такие?

— Да вот говорят — хан–то вроде опять…

Вагиф сразу понял в чем дело.

— Зови в дом! — сказал он, поспешно одеваясь. — На дворе такой мороз!..

— Нельзя в дом, — объяснил слуга, — не поместятся, их там тьма–тьмущая!..

Вагиф вышел на веранду — двор, лестница, веранда — все было забито толпой. Несколько женщин без памяти лежали на снегу… Острая боль пронзила сердце Вагифа, хотя ему не раз приходилось видеть подобные зрелища.

Стараясь казаться спокойным, Вагиф велел позвать к себе несколько просителей. Оказалось, что почти у каждого был брошен в темницу кто–нибудь из ближних.

Вагиф стал объяснять, как нужно поступить.

— Соберитесь человек тридцать–сорок, наденьте саваны и отправляйтесь ко дворцу. Я сейчас дам пару зикиров [53] Зикир — у религиозных мусульман памятное словосочетание, наподобие заклятия. , будете распевать их, а головы раскровяните, пусть кровь течет… Остальное я беру на себя.

Вагиф вернулся в комнату, присев на тюфячок, написал что–то на клочке бумаги и свернул его.

— Будете раздирать себе головы и петь вот это, — сказал он, передавая бумажку. — Идите и сделайте все так, как я сказал. Я скоро буду.

Проезжая мимо диванханы, Вагиф на виселице увидел труп бедного Ханмамеда, снежный ветер покачивал труп. Толпа молча наблюдала за палачами; разложив огонь, те готовили свои страшные орудия…

Ибрагим–хан все еще неистовствовал. Когда появился Вагиф, хан, призвав даргу [54] Дарга — начальник охраны. , казначея и управителя дворца, требовал, чтоб те назвали ему людей, заслуживших наказание. Шахмамед показался Вагифу потрясенным: каменное сердце было у этого человека, но к казни брата и он не мог остаться равнодушным…

Вагиф поздоровался и прошел на свое обычное место. Отвечая на его приветствие, хан лишь шевельнул губами, не произнеся ни звука. Молча, с горькой усмешкой глядел Вагиф на кривляющихся шутов. Вдруг со двора послышались зикиры.

Хану доложили, что весь двор заполнен людьми: они раздирают себе головы и распевают зикиры. Ибрагим–хан бросил взгляд на Вагифа. Тот постарался выразить на своем лице полное безучастие. Хан послал узнать, что нужно этим людям, но никто ничего не мог объяснить. Душераздирающие вопли по–прежнему проникали в комнату.

— Взглянуть, что там такое… — предложил Вагиф, заметив, что хан не остался равнодушным.

Они вышли на веранду. Люди в белых саванах раздирали себе крючьями головы, выкрикивая слова зикиров. Жутко было глядеть на эти залитые кровью белые саваны. С появлением хана вопли стали еще громче, еще пронзительней. Звуки зикиров, срывающиеся с окровавленных губ, видимо, растрогали хана.

— Ахунд, ты ученый человек, — дрожащим голосом произнес он, обернувшись к Вагифу. — Объясни мне, что это значит!

— Хан, да пошлет тебе долголетие аллах, ради имама Гусейна, погибшего в Кербеле от руки злодеев!.. — голос Вагифа прервался, он прижал к глазам платок.

— О чем они просят? — тихо спросил хан.

— Сегодня должны быть приведены в исполнение твои приговоры… Но ты не можешь не смилостивиться!.. Ради имама Гусейна!

— Ахунд, — сказал хан, и слезы полились ему на бороду. — Ты знаешь, я не хочу греха!..

Ибрагим–хан был набожным человеком, Вагиф знал, что делал.

— Люди! — свесившись через перила, обрадованно закричал он. — Хан милует осужденных! Ради имама Гусейна! Идите по домам и молите аллаха, чтоб даровал хану здоровье и долголетие…

— Да пошлет ему аллах здоровье! Да сохранит его аллах всемогущий!

Голоса, славящие хана, слились в оглушительный гул…

Вагиф снова приподнял чашку и достал из–под нее кольцо.

— Ну вот, Мирза Алимамед. Мне сегодня везет!

Слуга взял поднос и стал расставлять на нем чашки.

От движения воздуха огонек заколебался и несколько раз лизнул свечу, расплавляя сало.

— Еще бы! — с улыбкой отозвался Мирза Алимамед. — в чем тебе не везет? Даже в государственных делах — успех!

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Вагиф.

— Все твои начинания всегда достигают цели.

Чашки были расставлены снова. Вагиф с усмешкой взглянул на Мирзу Алимамеда.

— Что дашь, если снова мой верх?

— Что хочешь!

Вагиф поднял чашку — под ним лежало кольцо.

— Ну, это уже чересчур! — воскликнул пораженный Мирза Алимамед.

Вагиф рассмеялся.

— А тебе не кажется, что некоторые ханы довольно часто допускают в своих поступках это самое «чересчур»?

Мирза Алимамед с опаской взглянул на Вагифа. Тот кончив игру, взял со стоящего перед камином низкого столика несколько сушеных плодов тутовника, съел и пододвигаясь к камину, возле которого грел руки Мирза Алимамед, негромко произнес: