Юсиф Чеменземинли - В крови

На веранде бурнашевского дома Вагиф сбросил теплую шубу и один из нукеров набросил ему на плечи, поверх чухи, шелковый, подбитый соболями плащ; Вагиф прошел в кабинет.

Бурнашев стоял возле письменного стола; на нем были кафтан с галунами, туфли, чулки до колен; грудь его пересекала перевязь, украшенная крестами и звездами. Вагифа особенно заинтересовал напудренный парик и бритое лицо Бурнашева, хоть он и не впервые его видел. Позади письменного стола на дорогом ковре висел портрет императрицы Екатерины. Вагиф впервые увидел русскую царицу. Когда он, взглянув на портрет, перевел взгляд на Бурнашева, ему, показалось, что они чем–то похожи друг на друга: царица и этот русский военачальник.

Бурнашев подошел к Вагифу, вежливо протянул ему руку, потом, указав на мягкий диван, молча пригласил его и Мирзу Джамала присесть. Сели. Появился переводчик. После официальных приветствий, высказанных с чрезвычайной галантностью, Бурнашев стал говорить о милосердии и бескорыстии Екатерины; он уверял, что, посылая в Тифлис войска, императрица действует бескорыстно; мир и всеобщее благоденствие — единственная ее забота.

— Наша цель, — продолжал Бурнашев, — достичь взаимопонимания и с вашим досточтимым повелителем Ибрагим — Халил–ханом. Всемилостивейшая императрица и вам готова протянуть дружескую руку. Только в союзе с нами Ибрагим–хан сумеет сохранить свой трон…

Вагиф слушал Бурнашева, не отрывая глаз от его тонких губ, за которыми поблескивали белые зубы. Как только русский закончил, стал говорить Вагиф. Он помянул о том, что правитель Карабаха принадлежит к династии Аргуна, является одним из потомков великого Чингиз–хана, что владения карабахского хана огромны, простираются до самого Тебриза, что Ибрагим–хан владеет Шушой, а крепость эта, как известно, является ключом ко всему Востоку.

— Мы искренне жаждем дружбы и союза с ее величеством, однако… — Вагиф помедлил, холодным взглядом окинул собеседника и сообщил, что для его повелителя Ибрагим — Халил–хана были бы приемлемы лишь точно такие же условия, на которых Россия заключила договор с Грузией.

Бурнашев усмехнулся. Усмешка эта показывала, что его подобные условия, напротив, никоим образом не устраивают. Вагиф понял это сразу, однако виду не подал. Перейдя к положению в Иране, он сообщил, что Ибрагим–хан намерен в недалеком будущем овладеть иранским престолом.

В этом месте Бурнашев вдруг сразу посуровел и начал повторять, что карабахцы должны верить в доброжелательность и милосердие царицы, ибо ее доброта и милостивое расположение — великое благо для народов.

— Доброта и милосердие, разумеется, великое благо — согласился Вагиф, — тут не может быть двух мнений. Однако отношения между государствами регулируются договорами и законами.

Бурнашев снова начал распространяться о доброте и милосердии. Он убеждал, доказывал, приводил аргументы, но Вагиф стоял на своем. Для Карабаха приемлемы только те условия, на которых был заключен союз с Ираклием; впрочем, добавил Вагиф, это лишь его личные соображения, мнение Ибрагим — Халил–хана ему пока неизвестно. Вагифа всерьез беспокоило то, что, бесконечно разглагольствуя о милосердии, Бурнашев ни словом не обмолвился ни о правах хана, ни о судьбе карабахского населения в будущем, ни об армии; было очевидно, что Бурнашев по–разному относится к Грузии и к Карабаху.

Продолжать беседу в том же духе не было смысла; Бурнашев продолжал еще некоторое время превозносить царицу, но Вагиф лишь вежливо, молча слушал. Когда же он, наконец, заговорил, то заговорил о вещах, совершенно посторонних, весьма озадачив этим полковника Бурнашева.

Сразу же по возвращении в Шушу Вагиф явился к хану и подробно изложил все, что видел и слышал в Тифлисе. То, что русские осмеливаются предлагать ему не союз, подобный тому, который заключили с грузинами, а безоговорочное и безусловное принятие русского подданства, повергло Ибрагим–хана в негодование. Его начала бить дрожь, причем такая сильная, что дрожал не только подбородок, но и все тело повелителя Карабаха сотрясалось от ярости и возмущения.

— Так… — произнес он наконец. — А рассказал ли ты ему о моей мощи, о несокрушимости нашей крепости?

— Разумеется, — спокойно ответил Вагиф. — Все это я объяснил.

— Ну и что?

— Он все равно стоял на своем. Так мы ни о чем определенном и не договорились.

Хан молчал. Напряженно раздумывая, он помешивал в камине щипцами.

— В этом деле необходимо терпение, выдержка, — сказал Вагиф, пытаясь хоть немного успокоить Ибрагим–хана, — поспешишь, людей насмешишь. Посмотрим, подумаем, найдем какой–нибудь выход…

Хан молча продолжал помешивать угли. Потом, словно очнувшись от забытья, сказал невесело:

— Я послал за Алимамедом. Надо посоветоваться…

— Хан, — сказал Вагиф, по–прежнему не теряя спокойствия, — существует немало средств, которые помогут нам избежать серьезных затруднений. Первое из них — немедленно заняться укреплением Шуши. Конечно, недовольные нами мелики не замедлят сообщить о наших действиях в Тифлис, но я думаю, что не опасно… — Вагиф помолчал, потом осторожно заметил:

— Если бы нам удалось договориться с Фатали–ханом…

— Я не хочу слышать этого имени! — выкрикнул хан, окончательно теряя власть над собой. — Разве мыслимо входить в соглашение с негодяем?! На него невозможно положиться!..

Дверь отворилась, вошел Мирза Алимамед. Нос у него был красный от мороза, ресницы заиндевели. Он поздоровался, сел и, потирая озябшие руки, устремил задумчивый взгляд в окно.

Хан положил щипцы и повернулся к Мирзе Алимамеду.

— Ну, что нового?

Мирза Алимамед положил руки на колени.

— Пока ничего, — сказал он почтительно и покорно, — но говорят, что русские отправили подарки Агамухамеду.

Раньше вроде и знать его не хотели, а теперь вон как дело обернулось. А Алимурад–хан укрепился в Исфагане и знать не хочет Агамухамеда. Башбук напал на Садык–хана и убил его вместе с восемнадцатью сыновьями.

Купцы принесли весть, будто Франция направила в Исфаган посла, ведутся переговоры…

Вагиф слушал эти новости, задумчиво перебирая четки. Когда Мирза Алимамед кончил свое сообщение, хан вопросительно взглянул на Вагифа.

— Хан! — сказал Вагиф и невольно выпрямился. — Весьма возможно, что все эти сведения достоверны, и все это очень важно. Однако мне думается, что для нас гораздо важнее, как сложатся наши отношения с Россией. Надо искать пути. Если рассчитывать только на силу, мы можем оказаться в тяжелом положении…

Вагиф умолк, взял каминные щипцы, поднял выпавшую из камина головню, сунул ее в огонь…

— Может быть, — продолжал он, — вы все–таки считаете возможным вернуться к вопросу о союзе с Россией… Через какое–то время, разумеется. Спешить нельзя. Такие решения требуют осторожности, терпения. Вместе с тем теперь же надо принять меры предосторожности. Омар–хан должен быть готов к выступлению. Нужно оказать помощь Агасы–хану, лишенному трона. Возможно, тот уже встретился с ханом Шемахи Мамедгасаном. Шекинский хан Гаджи — Абдылькадыр тоже не дремлет… Если мы не примем должных мер, нам не сдобровать…