Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

После таких потерь было бы несправедливо, если бы судьба не одарила нас каким-нибудь чудом. И свершается чудо! Это — обед. Не обед, а пир! Как в сказке! Потому что всего вдоволь. До отпада. Апофеозом пира было предложение тети Поли выдать добавку желающим!! Все ложками застучали по мискам. Желающими были все, а такие, как я, и не по одному разу! Но всем хватило, и все ощутили забытое блаженство, когда брюхо так набито, что по-буржуйски оттопыривается!

Сегодня «мертвый час» оправдывает свое зловещее название. После двукратного (у меня трех-) пробуждения, мытья в бане и обильного обеда спим мы в чистых новых постелях, без вшей, как убитые. Неизвестно, сколько смогли бы мы еще так проспать, но воспитатели, наэлектризованные энергией Колобка, ровно через час энергично поднимают нас и сонных снова выстраивают на «Бульваре».

— Ну и жизнь… не поспишь… — ноет Мученик, который обычно пребывает в двух ипостасях: либо спит, либо хочет спать — и уверен в том, что самая интересная часть жизни — это сон и сновидения. Сны он запоминает и целый день истолковывает с вариантами, как его бабушка научила. Не смущает его то, что варианты не стыкуются, а то имеют и противоположные значения. После толкования своих снов, Мученик приступает к толкованию снов всем желающим.

— Как пообедали? Как аппетит? Всем ли хватило? А животики не прохватило?.. — сыпет на ходу вопросами Колобок, катаясь взад-вперед по «Бульвару». В ответ мы галдим вразнобой что-то восторженное.

— Ша, пацанва! Теперь будете сыты всегда, каждый день! У меня правило: «Сначала — хорошее питание, а потом — воспитание!» Так меня мой батька воспитывал!

Обозрев выпуклости Колобка, убеждаюсь: хороший батька у Колобка — правильно воспитал!

— Продукты дают по детдомовской норме. А сейчас вы лопали сверх нормы: то, что в бане было спрятано. И одежда, которая числилась как выданная, тоже там оказалась… Но постельное белье — по два комплекта на каждого — корова языком слизнула! Пришлось заказывать. А о домашней одежде — не горюйте! Сожгли ее в котельной. Вши лопались, как гранаты, — треск стоял! Ветхая ваша одежонка, да и повырастали вы из нее! Что, всю жизнь хотите по одной одежке протягивать ножки? И тараканы шкурки меняют!

А мы — люди государственные: что дадут — то и надеваем. Я техник-строитель. Работал прорабом. Вызвали в органы, дали форму артиллериста, говорят: «Важна не форма, а содержание! В какой форме ни строй светлое будущее, от того оно светлей не будет!» Вот по одежке я протягиваю ножки!

Заложив веснусчатые ладошки за широкий командирский ремень на выпуклом животике, по-домашнему уютный Колобок вперевалочку дефилирует перед строем.

— Итак, пацанва, на сегодня обсудили дела. Теперь — на завтра. К первому сентября организуем детдом. Учиться будете и работать. Во флигеле будут мастерские. Учителей со станции будем возить. Я договорился… — Взглянув на часы, Колобок прерывает себя на полуслове: — Точка! Хватит разговоры разговаривать! В столовой следователь вас ждет. Будут вызывать по одному. Ждать в комнате политпросвета… на пра…о! Ма-арш!!

В комнате политпросвета новый воспитатель начинает занятие с изучения… «Биографии Сталина»! Эту б книжку в медицине применять, как рвотное! — очень полезная была б книжка.

Вскоре меня к следователю вызывают. По алфавиту. А куда исчезли те, кто до меня?! Почему не вернулись??. Наверное, их пытают?!! И я не то чтоб мандражу, а, как пишут в романах, — волнуюсь. Первый раз в жизни на допрос иду… не привык. Ништяк! Ни в чем не признаюсь! Фигульки на ругульки! Главное на допросе — повторять вопрос, приставляя частицу «не» к глаголу. Как уличить того, кто НЕ видел, НЕ слышал, НЕ знает, НЕ думает?! А граф Монте-Кристо на эту тему думал конкретно:

«И клянусь Богом, что я скорее дам себя убить, чем открою хоть тень правды моим палачам!»

В столовой — следователь и воспитатель. Следак за столом — моло-оденький, небось, самый младший лейтенантик с одиноким, сияющим от новизны малиновым кубиком в петличке. Небось, только что из юршколы. А воспитатель, густопсовый чекист, возле окна сидит, широко распахивая гнилозубую пасть в зевоте. Скользнул по мне сонно равнодушным взглядом и отвернулся. Противно ему на меня смотреть. Он умственным делом занят: мух на стекле пальцем давит. А зачем он тут? Младшего лейтенанта охраняет, чтобы мы не обидели? Зряшно это — младших в ДПР не обижают. В общем, ежу понятно — никто на меня наганом стучать не намерен. Ишь как вежливо приглашают на побеседовать:

— Че топчешься? Куда потащил табуретку? Ну, бестолочь! Сядешь ты где-нибудь или нет? Тут сиди!! Сел?? Та-ак… лады. А теперь куда на табуретке поехал?!?

Значит, пыток не предвидится. Скучно от такого допроса. А я стойкого Компанеллу изображать намылился. И вопросы задает следак — глупее не придумаешь:

— Кто приходил к воспитателям? Бля?.. ты поаккуратней выражайся!.. откуда такие слова знаешь, сопля?! Говори: жен-щи-ны! А ты заметил, что они похожи на переодетых мужчин маленького роста? Как япошки… А чем они занимались?

— А я что, свечку держал?

— Почему на вопрос отвечаешь вопросом?!

— А разве, что?

Воспитатель, рыкнув, приподнимается:

— Ах, ты, корррмушка мандавошечная!

Следак жестом останавливает его. Допрос продолжается:

— Ты слышал разговоры про мины? А про яды? А что в ДПР говорят про Ватанабе? А про Крутова? А что ты думаешь про воспитателей? Сколько раз говорить, чтобы не выражался словами полового значения! Где ты таких слов нахватался? От воспитателей?? Не может быть!

— Значит, дар природы прицепился… — вздыхаю я.

Читает вопросы следак по списочку. Если осмысленно отвечать на такую бредятину — через минуту опупеешь. Но добросовестного младшего лейтенантика, похоже, не интересуют мои ответы. Протоколы допросов у него отпечатаны под копирку и начальством одобрены. Да и какое значение имеют наши показания, если все воспитатели, которым для разговорчивости перед каждым вопросом ножку от стула или горячий электропаяльник в задницу вставляли, сразу же «чистосердечно вину признали». И раскаялись во всех, еще до их ареста, под копирку напечатанных злодеяниях?! А как в НКВД допрашивают, нам об этом Гнус рассказывал с удовольствием и о-очень подробно! Так, что у него чахоточные слюни текли!

Наш допрос — пустая формальность. Чтобы «Дело» было толще и работа органов заметнее. Задает вопросы добросовестный младший лейтенантишко по списку вопросов, который лежит перед ним. А папка открыта, и мне туда заглядывать о-очень интересно! Пока следак очередной вопрос вычитывает, я успеваю из папки что-нибудь прочитать. На табурете я близко к столу подъехал. А вверх тормашками я читаю быстрей, чем по-нормальному. Машинописный текст читать легко, но времени на это мало — я успеваю выхватывать отдельные фразочки из общего текста, разделенного на крупные абзацы: