Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

«…контрреволюционная организация создана по прямому заданию секретаря ДВК Крутова…»

«…по согласованию с японским консулом Ватанабе…»

«…шпионско-вредительская организация, входящая в состав правотроцкистского заговора…»

«…подготовлены диверсии по уничтожению матчасти и личного состава Тихоокеанского флота…»

«…активная шпионско-вредительская деятельность по созданию условий для поражения СССР в предстоящей войне с Японией и отторжения ДВ Края от СССР…»

Тут я и об осторожности забываю! Следак, перехватив мой взгляд, захлопывает папку. На моем лице — искреннее огорчение: не дали дочитать — а как лихо закручено!! Где недотепе Дюма до такого?!

— Пш-шел отсюда, гаденыш! Вооон!! — нервно говорит мне следователь. Я вздыхаю и столовую покидаю, обескураженный холодным прощанием. Не я напросился к нему в гости, не я приставал с дурацкими вопросами… ай-ай-ай — невежливо!

«Но ни одно из чувств, испепеляющих душу графа, не отразилось на его бесстрастном и бледном лице. С тем же убийственным хладнокровием и ужасающим спокойствием граф Монте-Кристо вежливо простился».

— Канай в спальню!! — летит мне вслед указание воспитателя. Ни ознакомиться с протоколом допроса, ни подписать его мне не дают. Наверное, за всех пацанов распишется воспитатель. А быть может, эти протоколы еще позавчера подписаны? Ведь допрос чекистам нужен, чтобы наслаждаться пытками! Святая инквизиция тоже любила пытать, но она протоколы заранее не писала. И как бы попы из инквизиции ни вызверились на Кампанеллу, а все-таки они же оправдали его, потому что, цитируя Библию, доказал он на суде даже бестолковым попам, что поступал так, как учил Иисус Христос! А в НКВД могут сперва расстрелять, а протокол допроса потом напишут. А что сперва — расстрел или допрос — разве это главное? Главное, для НКВД не доказательство вины — все признаются! Главное — арестовать. Поэтому арестом руководит Мордоворот с тремя шпалами, а следствие ведет младший лейтенантишко!

Когда в спальной собралось более десятка пацанов, мы, вспоминая вопросы следователя, понимаем, что огольцы ошиблись, предположив, что донос Гнуса будет о воровстве. Гнус написал политический донос, который в НКВД «сориентировали» в струю с огромным делом первого секретаря ДВ края Крутова, сделав Таракана и его собутыльников шпионами японской разведки! Едва ли знал полуграмотный Гнус о японском консуле Ватанабе. Но для того, кроме палачей, в НКВД содержится штат сочинителей, которые заложили Таракана в крутую японо-шпионскую кашу под названием «Дело Крутова — Ватанабе», заранее оформив протоколами допросов этот шизоидный бред: будто бы воспитатели приносили в чемодане не водку, а мины и яды и приводили в ДПР не пристанционных потаскушек, а переодетых японских шпионов и до утра прятали их во флигеле. А япошки визжали там не по-русски! Даже — не по-человечьи!! И какой-то самурай в глухую полночь, тоскуя по матери-родине, рычал на страшном самурайском языке: «ах ты, сук-ко, ах ты… я-ать, ах ты е…! — еп-пона ма-ать!!!» Это подслушали и сообщили сексоты — «случайные прохожие». А во ВЗОР все прохожие «случайные» — все «случайно» обучены подслушивать и слышать только то, что написано в протоколе! И воспитатели, как один, охотно признались, что по заданию Ватанабе именно Таракан и Утюг хотели уничтожить Тихоокеанский флот! Корабли — минами, краснофлотцев — ядами. А остальные воспитатели — только на шухере… а потому все подписывают, каются и на любой срок соглашаются, только бы не «вышку»!

Нормальный человек, прочитав одну страничку такого «Дела», сразу поймет, что писал его буйный шизик под крутым киром. Но где он — нормальный человек в стране советской, где этот шизоидный бред брызжет бешеной слюной от каждого журналиста, писателя, поэта, композитора. От генсека до доярки! Из каждого мозгодуя и черной тарелки репродуктора! От каждого обрывка газетного листа и с тетрадного листочка, на котором первоклашка корявыми буквами, высунув от усердия язык, пишет донос на правого троцкиста — соседа по парте справа. И пустолайный донос Гнуса попадает в резонанс с шизофреническим бредом самого гигантского дурдома, разметнувшегося на шестую часть планеты!!. Сработал гнусный донос Гнуса, да еще как!! Загремело Тараканище с кодлой по чистой пятьдесят восьмой! Не будут Таракана и его кодлу судить за кражу нашего шмотья, потому что воровство и пьянка — это ловкая маскировка шпионов под советских людей. Ведь каждый не ворующий, а потому и не пьющий, подозрителен: а чем же он занимается после работы? Сидит, небось, и думает… Ага — ду-умает! — вот она, контра! Советские люди не думают!!

Во время наших споров о судьбе тараканьего кодляка Пузырь начинает бурно пузыриться от зарождающейся внутри его организма идеи. Пузырь всегда непредсказуем, как пирожок с повидлом: неизвестно, когда и с какого конца из него что-нибудь выпрыгнет. То — что-то сверхзаумное, а то — дурь ошеломляющая. Но всегда — что-то неожиданное! Вот и сейчас, пузырясь от озарения, как всплывающий кверху попкой Архимед, Пузырь собирается осчастливить своих отсталых современников глобальным открытием мирового значения:

— Пацаны-ы… я новый закон природы открыл!

— И-и-иди ты… — скептически отношусь я к такой сенсации, зная, что Пузырь из тех зануд, которые любого учителя запросто доводят до умопомрачения своими озарениями, вплоть до гениальных открытий в таблице умножения. Но некоторые, более доверчивые, интересуются:

— Да ну-у! А какой закон?.. — Не каждый же день в ДПР открываются новые законы природы!

— Да просто — закон, как закон… обыкновенный: Закон Бумеранга! — изнывая от скромности, присущей гениям, комментирует Пузырь, как можно равнодушнее, а сам ерзает копчиком по спинке моей кровати от нетерпения обнародовать озарение.

— Чиво-о-о??? — удивляются закосневшие в своей отсталости современники Великого Пузыря.

— Бу-ме-ран-га!! Что тут непонятного? — начинает пузыриться Пузырь, досадуя на консервативность мышления замшелых своих современников.

— Да ты толком объясни, — урезониваю я распузырившегося Пузыря, — великих первооткрывателей человечество не всегда сразу понимает!

— А вы слушайте и не перебивайте! — с досадой восклицает Пузырь и, облокотившись локтем о спинку моей кровати, принимает позу снисходительного пророка, озаряющего путеводной идеей человечество, блуждающее во тьме невежества. И не то — от сознания важности реченного, не то — для большей доступности для нас, недотеп, формулирует свой закон Пузырь нараспев, как гимн научному прогрессу:

— Че-ем сильне-е бросо-ок бумера-анга, те-ем с бо-ольшей си-илой возвра-ащается о-он обра-атно!