Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

За столом в отдельном кабинете Миши Япончика графиня враз настраивает благородное общество на игривый лад. Кокетничая с Яшей и Мишей, графиня щебечет на том франко-одесском языке, который понятен каждому завсегдатаю одесского Привоза. И пока невозмутимый официант принимает заказ, экстравагантная иностранка от избытка эмоций так экспансивно подпрыгивает при избытке экспрессии, нарушая законы не только этикета, но и равновесия, что не раз имеет шанс шмякнуться красивой попочкой на паркет, если бы не Миша… А какая у Миши эрекция! то бишь, миль пардон, — не эрекция, а реакция. Боже ж мой! Какая реакция у Миши! Впрочем, эрекция у Миши — тоже дай Боже! Вся Одесса таки имеет за это значительное удивление! И каждый раз при оплошности графини и даже — без Миша успевает галантно поймать ее за красивую попочку. А разве что? И Факир вроде бы не торчит неизвестно зачем, как истукан на острове Пасхи, а тоже кидается на помощь опрометчивой графине, но що тому, ежели он завсегда чуток опаздывает? Да ще по недостаточной уклюжести очень метко попадает в то положение, которое очень смешное: то заместо графини ловит большую вазу с цветами, а то, поскользнувшись на паркете, растягивается повдоль кабинета…

— А-а-ах!! — восклицает графиня де Монсоро на чистейшем французском и, пользуясь каждым таким случаем, благодарно и нежно прижимается к Мише то попочкой, то еще чем, при значительном неудовольствии Мишиной шмары за каждый такой случай. А уж чем прикоснуться у графини — того достаточно. И шмара давно уж конкретно бы запустила коготки в роскошную прическу нахальной графини, но що с того будет, ежели та — иностранка, не разумиющая одесского этикета? А графиня, с непосредственностью парижанки, лобызает шмару, называя шерамишкой, и, мимоходом, оказывает ей любезность, отложив в сторонку ее сумочку, стеснявшую Мишину даму.

— Силь ву пле, — галантно разговаривает Миша тоже по-французски, но делает это с таким усилием, как я не знаю кто, потому как расходует при том половину своего запаса французских слов. А когда официант, получив заказ, исчезает из кабинета, заморская графиня капризно, как иностранка, изнеженная заграницами, говорит:

— Пардон, дамы и месье, при гарном бомонде и бон-бон кулер локале…

Щелкнув прелестными пальчиками, графиня чуть задумывается, переводя в уме с французского на одесский, и, таки успешно справившись со сложным переводом, шпарит уже натуральным одесским разговором:

— Таки да, но не смешите ви меня за то, що тутошний сервис швыдче парижского!

— Ай, бросьте этих глупостев, графиня! — протестует Факир. — Я имею интерес закоцать время, шоб убедить вас за то, що и в Одессе сервис — скорее да, чем нет!

И Факир достает из своего — заметь: из своего! — ширмана шикарные рыжие бока с прицепом — золотые часы на цепочке, нажимает на кнопочку — играет музыка в часах и крышка открывается. Факир не спеша кнацает на время и кладет бока на стол, между графиней и Мишей. А у Миши эрекция… а быть может — реакция? — да все это у него как должно быть в Одессе! — а потому он не вздрагивает, не шарит растерянно по своим ширманам, изображая дешевого фрайера, а ведет себя очень наоборот: сидит и спокойно наблюдает на секундную стрелку. И не держите меня за того лоха, который думает, що Миша не узнает свои любимые рыжие бока! А разве — что? И слегка удивленный Факир говорит деликатно:

— Шща, Миша. Я дико извиняюсь, но, во избежание, я хочу сообщить, що ваш знаменитый в Одессе шпалер — не в вашем правом ширмане, а в кисе вашей очаровательной дамы, а мой, как водится, на месте…

И тут Япончик на серьезе сечет зехер Факира и свой курьез в положении фрайера. И начинает хохотать именно так, как это делают в солнечной Одессе, где имеют крупное понимание насчет того, что смех — дело серьезное. Закончив хохот, Миша имеет сказать:

— И кто скажет за то удивление, которое будет иметь Одесса, узнав, що Япончика фрайернули в собственной ресторации?!

— Я имею сказать, Миша, що тот, кто скажет за то публично, будет сделать это только раз в жизни… — деликатно предполагает Яша.

— Я говорю это за то, Яша, що от этого очень уважаю ваше мастерство. Щоб я так жил! Э-э-э… бросьте Яша этих глупостев! Тут одно другое не касается… Да Боже ж мой! Я вас говорю, Яша: не огорчайте мне настроение! Кладите бока себе, носите их при себе и будьте всем нам здоровы! Миль пардон…

И Миша посылает своих громил за гравером. Не успевает Яша приколоть наборчик свежих анекдотов, как рынды Япончика бережно несут в большом чемодане инструмент гравера, а вслед за чемоданом состоится внос тела самого гравера в теплом халате и холодном поту при полном шоке и одной туфле на левой ноге, потому что туфля с правой ноги у гравера во рту для сбережения тишины в ночной Одессе. Распорядитель ресторации открывает для гравера свободный кабинет поработать, валерьянку укрепить тело и марочный коньяк для души. А Миша дает граверу заказ и сразу расчет. И когда гравер ощущает толщину расчета, то перестает нервно вздрагивать, а золотые швейцарские часы ручной работы фирмы «Павел Бурэ» украшаются этой надписью…

Валет протягивает мне золотые часы. Я беру их благоговейно в ладони обеих рук, любуюсь красивым узором на крышках, нажимаю кнопку — массивная золотая крышка открывается. Замирая от восторга, вновь я слышу нежный перезвон хрусталиков исчезающих мгновений и читаю на внутренней крышке:

Шща!

И п у с т ь

уходит время.

А мастера в Одессе

о с т а ю т с я!

Я.Ф. от М.Я.

— Шща… — вздыхает Валет. — Это, Санек, не весь рассказ, а его преамбула, чтобы мораль не проглотнуть всухую. Слышал я эту историю от третьих лиц. Не потому, что Факир был чрезмерно горд, а потому, что занимательных историй было в жизни его навалом. Но меня, как начинающего ширмача, интересовали детали этого случая. За мой наивный вопрос Факир сперва очень даже смеялся, а потом сказал, что Япончика щипал не он, а его «мышь» — «французская графиня»! А он делал отвод. А отвод в нашем деле — важнее чистой работы щипанцами! Усек, Санек? Это — мораль рассказа о Факире…

На днях покажу тебе психологический этюд с отводом. Сам увидишь, как волынить, как вертеть, как фрайера в стойло ставить, как звонком щипанцы тушануть и что такое отвертка… Есть такой вид фокусов, который называется прес-ти-ди-жи-тация. Это фокусы без аппаратуры — на ловкость рук. А приемчики престидижитаторов — как у ширмачей: отвод, тушовка, ширма, замазка. Только у фокусников работа проще: зритель кнацает издалека и с одной стороны, а риска ноль. Всем приемам престидижитации меня Факир обучал, считая, что они — гимнастика для пальцев. Факир вырос в цирке, в собственных номерах работал. И не смешите ви меня за то, шо манеры английского лорда благородней, чем у Факира!