Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2

— Толян, Колян, Санька! — командует Серега. — Айда за один стол!

Серега Огиенко не комсорг, не профорг и не староста. Но в нашей группе Серегино слово авторитетнее, чем разглагольствования всего педколлектива училища. Потому что Серега — рог, лидер! Ураган войны, закруживший судьбы человеческие как осенние листья, забросил эвакуированного Серегу с Северного Кавказа в нашу группу, где выделяется тонкий, стройный Серега среди коренастых уральских парней высоким ростом и смуглотой лица. А авторитет Сереге обеспечивают удаль и бешеный нрав, когда дело доходит до серьезной драчки. Темперамент у него не остужен морозами, кипит в Сереге неуемная горластая кровь кавказских разбойников. Зато мое нескучное прошлое обогатило меня полезным опытом, и несколько моих наколок о том, как фартовее шарашить на шаре, оказались в масть, и теперь Серега тащит меня в каждую из своих шальных, но не продуманных авантюр.

Обед начинается с мутного противоцинготного отвара, стоящего на столе в графине. Стараясь не стошнить от отвращения, надуваемся смолистым пойлом, благоухающим вареной новогодней елкой. Оптимисты говорят, что отвар питательный, как столовские щи, а пессимисты — что во щах столько же калорий, как в отваре. Едва выдули отвар до донышка, как дежурный шваркает по столу железным подносом, где четыре железных миски со щами, над которыми аппетитно клубится пар, благоухая гнилой капустой. Тут не до застольной беседы! Щурясь от горячего капустного пара, разжижающего засопливленные сопатки, мы, пошмуркивая, пыхтя, кряхтя и обжигаясь, наслаждаемся, потому как питаемся! Едва ли у гурманов в заграничных странах и в роскошных ресторанах бывают такие яркие минуты гастрономического экстаза!

Увы, скоротечен гастрономический оргазм: вот сквозь остатки мутной жижи просвечивает дно миски… а ощущение того, что я что-то съел, так и не появляется! Зато капустные щи со страшной силой активизируют кровожадную предприимчивость наших сообразиловок. И пока дежурные получают и пересчитывают с тройной перепроверкой, как золотые слитки в госбанке, блюда с названием «микросилос», похожие на гомеопатические дозы овощного рагу, Толян излагает то, что у военных называется диспозицией.

Панасюковский коттедж угловой, ограда двора выходит на две тихие улочки. Там по вечерам ни души. Позади коттеджей — проход, летом заросший крапивой, а сейчас занесенный снегом. Двор коттеджа огорожен высоким деревянным забором, поверх которого прибита колючая проволока. Позырить на Рекса можно сквозь ворота из железных прутьев с острыми как пики верхушками. Днем Рекс во дворе без привязи гуляет, а когда ему это надоедает, то он в утепленную конуру залезает. Возвращаются супруги вместе на панасюковской служебной «эмке» к семи вечера и берут Рекса в дом до утра…Вот и вся диспозиция, по которой мы начинаем разработку плана штурма панасюковской твердыни.

«Нет крепостей, которыми не смогли бы овладеть большевики!» — заявил вождь. А разве может быть такая преграда на пути к рубончику, которую не разнесла бы вдрызг голодная ремеслуха?! Путем отсева разумного из самых фантастических прожектов рождается стратегический план. А после того как наши бездонные утробы нежно пощекотал капустный микросилос, изобретательность у нас обостряется, как аппетит после еды. План сафари обретает соблазнительно конкретные очертания.

Любой план экспроприации, от вульгарного гоп-стопа и до мировой революции, начинается с того, что кто-то объявляет себя главнюком. Против того что Серега назначает себя главным охотником никто не возражает, но народные массы тоже жаждут. Один я не рвусь на единоборство с Рексом, потому, как после болезни стал такой задохлик, что только в мечтах могу представить себя «Самсоном, раздирающим пасть льва». Рекс не лев, но зубки у него тоже дай боже!..

— Тихо! Разгалделись! Лезть кагалом во двор — дело зряшное, фактура! — урезонивает Серега кровожадность народных масс. — Ни к чему там кучу малу устраивать! Друг друга поуродуем! А Рекс всех перекомпостирует! Он-то шустрее! Фактура! Лучше я поговорю с ним тет-а-тет, культурненько, по-свойски…

— Ха! Много на себя берешь! — выступает Толян против единоборства. — Ты ж, Серега, и не видывал таку зверюгу! Сила! Камнем пульнешь — уворачиватся — быстрота-а! Оот! Клыки — чинжалы! Кусит — враз наскрозь! Оот! Сторожевой пес! Первый раз гавкает в воздух, а второй раз — на поражение женилки! Обкусит кой чо на долгу память! Оот…

— Эт точно, — соглашаюсь я. — Времена героев-одиночек прошли. Сейчас эпоха массового героизма. И раз тут друг человека без намордника, нужна страховочка. Читали? «Госстрах — гарантия вашего благополучия!» Жить надо без риска…

— Риск — это пернуть при поносе! — пузырится Серега. — А тут что! Вот ты, Рыжий, и пойдешь со мной! Будешь страховать «от наводнений, пожаров и других стихийных бедствий»… Чо, сла-абО??!

Крепыш Колян, закоперщик из визовской шпаны, ожидавший, что Серега выберет в напарники его, завозражал:

— А почему?..

— А по кочану! — в зародыше гасит Серега недовольство масс. — Потому что рыжий! Счастливая масть! Фактура! Эрик Рыжий до Колумба в Америку залез! Факт исторический! А Америка — не панасюковский дворик!

Ссылка на шустрого Рыжего викинга успокаивает недовольство масс. История — наука, а против науки хрен попрешь. Но меня не радует выбор Сереги. Конечно, панасюковский двор не Америка, но и Рекс не индеец. Поймет ли этот сукин сын, что раз пришелец рыжий, значит, он бог и не моги его цапать за яйца? Но о сомнениях в правильности Серегиного выбора я помалкиваю. Чо я — рыжий? Не слабО мне.

— Ништяк, — успокаиваю я сердитого Коляна, — и ты поучаствуешь! Подержишь Рекса, чтоб не рыпался, пока мы с Серегой уговаривать его будем…

Но тут все трое, не дослушав развитие моего плана, ржут, будто я Чарли Чаплин. А Колян поперхнулся и под стол полез кашлять. Сидит там — морда, как у кирпича, а по ней слезы текут…

— Идите вы… — обижаюсь я, — тупоры колыванские! Сами без понятия о психологии, а ржете… дайте договорить! Психология — наука тонкая, особенно — собачья. Тут надо не ржать, а вникать! У казаков забайкальских… да кончай ржать!.. штука такая — баранов ловить… называется якрюк! Да не я — крюк! Сам ты крюк с яйцами! Слушать надо: якрю-юук! Штука — проще лассо. Палка, а на конце — петля ременная… на голову петлю набросишь, и крути палку! А ворота из прутьев! Как раздразнит его Толян, ты, Колян, сразу ему — петлю на шею! Да не Толяну, а Рексу, тундра беспросветная! И крути… Кончай ржачку, сивари тупорылые!.. Будь спок, а в петлю он сам влезет… тут собачья психология: ты одной палкой по сопатке — бац! На другую палку он сам прыгает — оп-ля и на шее петля! Психология — это наука!