Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2
- Название:Пятая печать. Том 2
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство “Написано пером”
- Год:2016
- Город:С-Петербург
- ISBN:978-5-00071-511-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2 краткое содержание
Судьба сына, 10-летнего Саши Войлошникова, ЧСИРа — члена семьи изменника Родины, изложена в романе «Пятая печать».
«…После второго ранения, став восемнадцатилетним инвалидом войны, обрел я не только солидное звание ветерана, но и соответствующее званию благоразумие: научился жить по правилу «не высовывайся!». Не выжить бы мне в советском обществе сталинской эпохи, не будь я инвалидом ВОВ со справкой о тяжелой контузии. Эта справка оправдывала «странное» поведение…»
Пятая печать. Том 2 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
А каково нам в прохладном коридоре без шинелей засыхать? А их до конца занятий не выдают, чтоб с занятий не линяли. А жрать… так хочется жрать! Это само собой, тут хоть волком вой! От питания по карточке категории Р-1 (первая рабочая) сразу после завтрака об обеде мечтаешь и на любом холодке тихо засыхаешь! На карточках много чего написано вкусного: «Мясо-рыба», «Жиры», «Сахар», «Мука, крупа и макароны»! Но все карточки столовка забирает и в капусту превращает.
Только одно щекочет брюхо: это то, что хлеба на день восемьсот граммов: в завтрак и в обед — по триста, а на ужин — двести. Все другое, что по карточкам полагается, в капусту превращается. Каждый день капуста, чтоб ей было пусто! Первое блюдо — капуста с водой — называется щи! Второе блюдо — капуста без воды — называется рагу овощное! На третье — вода без капусты — это чай или компот. У них и температура и вкус те же.
Из больницы в октябре направили меня в уралмашевскую ремеслуху в группу по специальности «каменщики-обмуровщики». В опровержение расхожего мнения о том, что в каменщики берут тех, у кого морда кирпича просит, нашу группу комплектовали из отвергнутых при сентябрьском наборе «по характеру» (по характеристике). И в октябре, собрав в одной группе всех «отверженных», администрация училища на свою умную педголову получила «Чудесный сплав» (кино такое!) из малолетних уркаганов ближнего Верхисетского завода ВИЗ (визовские) и своей родной шпаны УЗТМ (узтемцы). Поэтому группой УХ (уральские хулиганы) нашу группу не только этот инвалид зовет.
В удостоверениях назвали нас учащиеся, хотя научить никого из нас невозможно ни-че-му по тому педагогическому закону, который открыли до крещения Руси: «голодное брюхо к учению глухо!» На занятиях, разморенные теплом, мы либо сладко спим, пуская жидкие голодные слюни на черные форменные гимнастерки, либо сидим с остекленевшим взглядом, обращенным вовнутрь, туда, где в сладких грезах
Крутится, вертится этак и так,
Вертится, крутится наперетак…
Где с «восторгом юным сладострастья», распаляя пылкое юношеское воображение, вертится-крутится упоительная мечта, являясь в самых пикантных ракурсах: кастрю-юлька с картохой! Горяченькой!.. И если бы волшебник, осуществив эту мечту, спросил бы: «А что еще изволите? Принцессу, ковер-самолет?» Каждый из нас заявил бы:
— Еще б картохи! Только кастрюлечку надо бы побольше!
Наше воображение способно на воспроизводство и еще одной «упоительной мечты»: буханки духовитой черняшки с хрусткой корочкой! Очарованные такой мечтой доводим мы себя до экстаза: глаза увлажняются и начинают лихорадочно блестеть, на плохо умытых синюшных лицах, где жалко топорщится юношеский голодный пушок, появляется лихорадочный румянец, а язык, не справляясь с обилием слюны во рту, импульсивно облизывает и облизывает обветренные губы с голодными заедами по обеим сторонам рта…
Развратные римляне требовали «хлеба и зрелищ!» А для нас сама булка хлеба — великолепное зрелище! Понимаю, что как человек звучу я гордо, но знаю я, что выгляжу неважно. Скукожившись, сунув руки в карманы брюк, пытаюсь согреться, неумело бацая степ и напевая ремеслушную песенку на мотив «Гоп со смыком»:
Сохну я от жизни скушной
В черной шкуре ремеслушной…
От такой жалкой самодеятельности мне не теплее и не веселее: и я все больше зеленея покрываюсь гусиной кожей, становясь как огурчик, который тоже зеленый и в пупырышках. И на других посмотрю — те же печальные огурчики. С одной мы грядки — капустной. Но бывает счастье и в жизни ремеслушной — практика на мартене там и молоко дают! Но главный источник радости — супец в мартеновской столовке! Это не супишко из училищной хавалки, который так же материален, как «Права человека в СССР», а потому воспет идиллическим стихом: «супчик тра-та-туй, по краям водичка, посередке — х…», потому как в этом супчике и посередке — одно желудочное разочарование.
«Жить-то надо, вот и живешь, с кем попало», как грустно шутят дамы военного времени. И в прохладном полутемном коридоре образуются кружки по интересам. Самый шумный тот, в котором кучкуются крепкие ребята — энтузиасты-«ляпы». Один встает в центре кружка, шапку-ушанку ему задом наперед на лицо натягивают, ладони он под шапкой прижимает к уху и ждет, когда его кто-нибудь из кружка «ляпнет», то есть долбанет под локоть так, что б и в ухе зазвенело и шапка с головы слетела! А когда контуженный «ляпнутый» открывает глаза — все руки к нему тянут с оттопыренными большими пальцами: угадай, кто тебя так навернул? Угадает палец, и угаданный на место «ляпнутого» встанет. Бьют парни от души, и тому, кто в круге стоит, с первого удара жарко. От Седого слышал я, что эта древняя игра полезна для встряхивания мозгов, засушенных военной службой, а в Евангелии от Луки описано, как в такую мозговитую игру играла стража с Иисусом Христом в часы скучного дежурства по Его охране.
Другой кружок в коридоре для хиляков по физкультуре. Это — фанаты жоски. Жоска — кусочек свинца, пришитый к лохматой шкурке. Ударами внутренней стороны стопы ее подбрасывают, состязаясь, кто больше раз ударит, не давая жоске коснуться пола. Чемпионы по сотне ударов делают, а остальные считают… умственная игра, математическая: любой кретин может научиться считать до сотни! В ляпу меня не принимают — слишком я легковесный: с первого удара дух напрочь вышибут. А в жоску я играть не умею — учился в школе другого профиля: чику осваивал. И чтобы не качаться одиноко, как тонкая рябина, подхожу я к кучке, где Толян треплется.
— …тут-то, братцы кролики, чую я, от таку мясну духовитость, сердце ашш, понимашш, замираат, оот! Зыркаю скрозь воротА, а там-то, у Рекса в тазике, оот, мя-ясо! Варе-ено… с картохой, оот! Знат, о-от, остываат на холодке. А Рекс, от, по двору гулят, аппетит нагуливат, о-от… А духовитость-то от мяса, понима-ашшш… — и Толян закатывает драматическую паузу, которой обзавидовалась бы вся российская драма вместе с Качаловым! Уж куда им, притворяшкам, так натурально причмокивать и пришмуркивать сопливой сопаткой, изображая принюхивание к вареному мясу! Слушатели Толяна глотают голодные слюни и солидарно шмуркают хлюпающими сопатками. Все мы позабыли запах мяса, но в пятнадцать лет воображение работает без тормозов, особенно если оно выдержано на овощной диете.
Толян из пригородного села Шувакиш, к которому вплотную подбираются окраины быстро растущего Уралмаша. Поэтому он часто ночует дома, а не в ремеслушной общаге, которую окружающее население окрестило инкубатором, не только за одинаковую форму «инкубаторских», но и за их задиристо петушиный норов. Домой ходит Толян мимо коттеджей, где живет уралмашевское начальство, и каждый раз имеет от этого свежую информацию про «житие» сторожевого пса Рекса, вскормленного начальником ОРСа Панасюком для охраны своего гнездышка. Это гнездышко, свитое по буржуйскому проекту в виде индивидуального финского коттеджа, до краев заполнено не птенцами-панасючатами, а антиквариатным барахлом. В бездетном гнездышке царит всемогущий Панасюк с телесатой супругой. И неплохо живут поживают и добра наживают Панасюки, ежели еще кормят мясом громадную зверюгу, охраняющую их антикварные сокровища, приобретённые за самую ценную валюту военного времени — продукты, хотя продуктовые карточки Панасюков всего-то категории С-2 (служащие второй категории), а по таким карточкам продуктов полагается в полтора раза меньше, чем по нашим Р-1. И в связи с этим парадоксом я очень живо вспоминаю пришествие в ремеслуху мозгодуя из общества по распространению.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: