Юлия Глезарова - Мятежники

Заглядевшись на лес, Матвей не заметил предательской рытвины на разбитой дороге. Проломив копытом хрупкий белый лед, лошадь резко осела на правую ногу и упала, чуть не придавив всадника – Матвей едва успел высвободить ногу из стремени. Лошадь билась на дороге, пыталась встать. Матвей увидел обломок кости, пропоровший кожу, кровь…

– Эй, Никитенко! Пристрели! – бросил идущий мимо Кузьмин.

– Стой! – донеслось от головы колонны.

Офицеры совещались, стоя у обочины.

– С утра семеро трусов ушло… мерзавцы, мать их, – Кузьмин презрительно сплюнул, растер сапогом. – Разыскать бы их, да поговорить как следует… Не офицеры – тряпки…

– Брось ты, Анастас, – отозвался Сухинов задумчиво. – И без того забот полно. Я бы все же через деревню пошел… Спокойнее…

– Да ладно тебе осторожничать, Ванька! – Кузьмин сбросил с рукава приставшую сухую веточку. – Бог не выдаст, свинья не съест!

– Артиллерия там. А как стрелять будут? – поинтересовался Грохольский.

– Они не будут стрелять, – Мишель отчего-то понизил голос. – Разведка доносит: там пятая конная рота, ею полковник Пыхачев командует. Он наш…

– Коли будут стрелять – пушки отобьем, – спокойно произнес Кузмин.

Сергей молчал, смотрел на поле и лес, на прояснившееся вдруг небо, на бьющуюся посреди дороги лошадь. Из леса показался всадник в мундире мариупольских гусар – голубом с желтым прибором. Проехал несколько шагов по опушке и скрылся в лесу.

– Братец! Господин прапорщик! – Сергей услышал голос Матвея и обернулся.

Ему показалось: братья ссорились. Матвей решительно схватил за повод лошадь Ипполита. Повернувшись, Сергей пошел к ним.

– Сережа, он лошадь у меня отнимает… – начал жаловаться Ипполит.

Сергей обнял Матвея за плечи, отвел в сторону. Заговорил тихо, торопливо:

– Матюша, уйди, Христом Богом заклинаю, уйди… Раз лошадь упала – значит судьба…

– Не уйду я никуда, – Матвей устало улыбнулся. – Поздно. Прости…

И добавил просительно:

– … может, все-таки через деревню пойти? Людей жалко.

Сергей обнял Матвея, уткнулся носом в его плечо.

– Нет, Матюша, решение принято. Сдаюсь я… И полк сдаю.

Матвей отступил на шаг:

– Сережа… Как же?..

Сергей вытащил пистолет, отдал брату.

– Возьми, отнеси в обоз куда-нибудь. Мне без надобности.

– Но…

– Мне без надобности, – повторил Сергей. – За вину мою эта смерть слишком легкая. Я погубил всех, кого любил, всех… Осмотри карманы мои – ничего не должно остаться. Смотри внимательно, я рассеян ныне.

Матвей дрожащими пальцами вывернул карманы сюртука Сергея. Достал из внутреннего кармана письмо, подал брату. Сергей поглядел на письмо.

– Мишино, случайно осталось… Уничтожь.

– Вот еще… платок. Больше нет ничего.

– Платок оставь.

Не прощаясь, Сергей пошел прочь, к своей лошади, на ходу поправляя вывернутые карманы. Мишель догнал его.

– Сережа, я с тобою! Позволь…

– Уходи.

Забрался в седло и поскакал к голове колонны, пряча лицо от ветра в ворот шинели, стараясь не глядеть на лица солдат.

– Господа, прошу в строй, – сказал он, проезжая мимо толпившихся у обочины офицеров.

Обогнав колонну шагов на пятьдесят, Сергей сдержал лошадь и отпустил поводья. Приближавшийся лес манил и пугал его.

«Господи, – молился он, – ты все знаешь, ты сердце мое ведаешь. Прости мне прегрешения мои, вольные и невольные. Отведи беду от Миши, от братьев моих, от всех, кто мне близок и дорог… Пусть я, только я один, отвечу за все». Лес приблизился, навис темной волной. Сергей остановил лошадь. Пушки были рядом, в ста пятидесяти шагах.

Вестфальский барон Фридрих Каспар Гейсмар, он же российский генерал-майор Федор Клементьевич, войны не любил… Двадцати лет от роду он – по настоянию отца – приехал в Россию искать богатства. Отец генерала был знатен, но беден, и достойно содержать семейство не мог. Трем дочерям на выданье необходимо было приданое, жена болела, младший сын учился в корпусе. Отправляя старшего сына в далекую и страшную Россию, отец плакал. Слухи же о несметных богатствах российских оказались сильно преувеличены. Фридриху пришлось несладко. Дальние гарнизоны, служба в обер-офицерах, ежедневные учения… Но вестфалец крепился, откладывал из жалованья скудные копейки. Посылал отцу. Рос в чинах, получал благодарности, отличался на полях сражений – но все равно мечтал о возвращении домой. Яблоневый сад, уютный домик….

Прищурясь, генерал смотрел в подзорную трубу. Он видел впереди, в поле, приближавшуюся колонну мятежников. Изображение расплывалось: труба была новехонькая, обращаться с ней генерал пока не научился. Ясно было только, что идут – и идут быстро.

В кармане у Гейсмара лежал приказ начальника армейского штаба, генерала Карла Толя, гласивший – никаких переговоров… Выполнять приказ генерал не хотел, он был человеком мирным. Но и не выполнить его он тоже не мог.

У генерала давно все было готово – пушки заряжены картечью, орудийные расчеты на своих местах. Артиллеристы ждали только его приказа, мерзли, переминались с ноги на ногу. За своей спиной генерал слышал тихие разговоры:

– Петро, глянь, швидко идут!

– Говорят, Мотовиловку сожгли, да пограбили…

– Мерзкое дело, господа!

– Мерзкое дело…

Генерал еще раз глянул в подзорную трубу: колонна приближались. Покрутил латунное кольцо: в окуляр попал главарь мятежников.

Подзорная труба позволяла увидеть запачканные грязью перчатки подполковника, поднятый от ветра ворот шинели, надвинутую на глаза фуражку. Генерал глянул на свои руки: перчатки сияли ослепительной белизной.

Федор Клементьевич знал Сергея Муравьева-Апостола. «Что же с ним произошло? – подумал генерал, – Исправный офицер, и у начальства на хорошем счету…» Он поймал себя на мысли, что – ежели все обойдется – любопытно будет спросить у подполковника, отчего все так вышло? И тут же отбросив эту мысль как несущественную, он опустил трубу. Взмахнул рукой:

– Пли!

Раздался визг картечного снаряда, за ним последовал глухой удар, послышались крики. Сергей натянул поводья, отпрянувшей было лошади, оглянулся назад. Увидел, как впереди колонны упал офицер – он не мог разглядеть, кто именно – и как к упавшему подбегают люди. «Господи, спаси их всех!» – сказал Сергей внятно, шевеля губами. Достал из кармана платок, встал в стременах, высоко, что было сил, поднял платок над головою. «Не стрелять! Сдавайтесь!» – крикнул он своим, не зная, услышат ли они его голос.

И пустил лошадь прямо на пушки.

Федор Клементьевич разглядывал в подзорную трубу эффект, произведенный выстрелом. Несколько мятежников упало, в том числе один офицер. Мятежное войско остановилось, Муравьев же, выхвативши белый флаг, скакал на лошади к лесу. Подполковник явно хотел сдаться.