Юлия Глезарова - Мятежники

– Маменька? – Мишель похолодел, вспомнив свою мать, к которой он не писал уже почитай полгода. «Я негодяй… – подумал он, и тут же отбросил мысль сию. – Нельзя ныне силы душевные тратить, объясниться с Василием Львовичем надобно».

Давыдов принял их в гостевом флигеле, выкрашенном в зеленую краску. Был он одет в домашний халат и стоптанные – домашние же – башмаки. Едва поздоровавшись, он вопросительно поглядел на Мишеля.

– Василий Льво…вич, – начал Мишель, заикаясь. – Господин полковник Пестель сказал мне, что вы видеть меня хотели…

Давыдов молчал.

– Я при…ехал по зову вашему.

– Видеть вас, подпоручик, – сухо ответил Давыдов – я не хотел и не хочу. Я хотел знать только… о судьбе племянницы моей. Вы обесчестили ее и увезли, мне Софья Львовна сказывала. Могу ли я справиться о ней?

– Она… родила ныне. Я отправил ее… с другом своим, подполковником Муравьевым, в Телепин. Думаю, дома она уже, у Софьи Львовны.

– Родила? И что вы намерены дальше делать? Скоро ли нам на свадьбе гулять?

– Да я… хоть сейчас под венец. Но… папенька не дал согласия на брак сей. И сие маменьку убьет… Я прошу времени, я уговорю папеньку.

– Времени? Когда она родила уже? Какого времени вам надобно, милостивый государь?

Давыдов с интересом разглядывал Мишеля.

– Я… я… полагал, что обстоятельства сии вы , Василий Львович, должны понять…

Давыдов усмехнулся.

– Вы на что намекаете, милостивый государь? На мою частную жизнь намекаете? Убью…

Давыдов замолчал и, казалось Мишелю, совсем спокойно, без видимого волнения, пошел на него. Мишель попятился, уперся спиной в стену. Так же спокойно, словно полусонно, Давыдов снял со стены шпагу в ножнах – сие, Мишель знал, было наградное его оружие, за прошедшую кампанию – вытащил шпагу из ножен, замахнулся… Мишель, оцепенев, втянул голову в плечи.

Краем глаза он увидел, как Поль, до того молчавший и тихо сидевший в углу, встал и, как будто нехотя, подошел к Давыдову. Левой рукою он обнял Давыдова за талию, правой же цепко схватил его запястье и вывернул назад. Давыдов сопротивлялся, но рука у Поля была сильная.

– Пусти… – сдавленно прохрипел Давыдов.

– Охолонись, Вася. Я сказал, охолонись.

Давыдов бросил шпагу на пол. Поль разжал руки.

– Выйди, Мишель. Мы с господином Давыдовым… без тебя поговорим. Жди меня в санях.

Мишель, шатаясь, вышел за дверь. «В реку, что ли, броситься? – с отчаянием подумал он, глядя вниз с горы. – Но замерз Тясмин-то… И, верно, Сережа расстроится…»

Через четверть часа Поль вернулся.

– Все улажено, Миша, – сказал он с видимым удовольствием. – Я забыл сказать тебе… Жених Катенькин бывший, Володинька Лихарев, ныне ей предложение делать собирается, по моей просьбе… Не скажу что уговорить его легко было… Но Володинька – человек покладистый, дисциплину понимает, не то что ты… С плодом вашей горячности не знаю вот, что делать. Ты отдай его на воспитание куда-нибудь… Не нужен он Катеньке.

Мишель недоуменно смотрел на Пестеля. Его обуревали прямо противоположные чувства: горести от того, что никогда больше не увидит возлюбленную – и радости начала новой жизни, гнева на Поля за то, что он так грубо вмешался в его жизнь – и благодарности ему за спасение от шпаги Давыдова. Более же всего поражало Мишеля то обстоятельство, что давеча этот человек и сам хотел ударить его, гнал из общества …

– Путь тебе к Давыдову заказан, – продолжал Пестель свою мысль. – Но и дуэли не допустил я… Ты не думай, что сие из любви к тебе. Ежели б убил тебя Вася – а он убил бы, и поделом бы тебе было… следствие началось бы, об обществе прознали… Не нужно мне этого.

Поль довез Мишеля до Ржищева.

– Сереже поклон от меня передай, – сказал он, прощаясь. – Жду ныне от вас не слов и писем, но дела . Настоящего дела , ты понял меня?

Мишель радостно кивнул.

Сергей получил от Мишеля записку: Тизенгаузен под секретом сказал ему, что написал частное письмо генералу Дибичу, своему бывшему начальнику, прося перевода из 3-го корпуса. К тому Мишель прибавлял, что старик опять не желает отпускать его в Васильков. Взяв с собою брата, Сергей поехал в Ржищев.

Тизенгаузена не было дома, пришлось долго ожидать его. Когда же полковник вернулся, то на лице его Сергей прочел явное недовольство непрошенными гостями. Сергей понял, что уговорить старика будет трудно.

– Я письмо написал, прошу перевода из корпуса. Надеюсь, Иван Иванович не откажет мне, – начал Тизенгаузен прямо с порога. – Ежели не ответит Дибич, в отставку подам. Не желаю более в деле вашем участвовать, господа. И вам советую об сем подумать. Дело это опасное и беззаконное.

Тизенгаузен говорил твердо и решительно, тоном своим удивляя Сергея.

– Но, Василий Карлович… – начал Сергей, – отечество ждет от вас гражданского подвига…

– Ничего не ждет от меня отечество, перестаньте, подполковник. Я в ответе за жену и детей моих. Ежели я голову сложу – кто печься будет о них? Вы что ли? Или этот ваш… представитель тайного правления… господин Пестель? Живите смирно, Бог вознаградит вас…

– А ведь он прав, Сережа, – до того молчавший Матвей вдруг вмешался в разговор. – Прав, смириться нужно…

От неожиданности Сергей едва не лишился дара речи.

– Не тебе, брат, такие слова произносить… И не здесь.

– Нет, отчего же? – Тизенгаузен обрадовался неожиданному союзнику. – Брат ваш правильно мыслит. Полно дурачиться, Сергей Иванович.

– Правильно? Брат, должно быть, шутит… Вы хотите до самой смерти своей рабами оставаться? Перед государем, генералом Ротом, любым, кто старше чином трепетать?!.. Я не хочу. Я свободным человеком жить хочу.

– Рабами, Сережа, никто быть не хочет, свобода всем нужна, – возразил Матвей, краснея. Он вдруг увидел возможность сейчас, вместе с Тизенгаузеном, переубедить брата. – Но есть сила вещей, по коей не будет нам удачи. Ради чего нам умирать-то прикажешь? Ради свободы? Так это абстракция отвлеченная. Ради конституции? Чтобы жить, как в Англии? Так мы не в Англии с тобою.

– Примеры нынешнего времени, – добавил Тизенгаузен, – говорят о том, что дело, подобное вашему, не может кончиться добром. Риего в Испании далеко зашел, конституцию восстановил, свободу провозгласил… И что с того? Повешен Риего.

– Он прав, Сережа, задумайся, прошу тебя… Пока еще есть время…

Сергей знал, что никто в целом свете переубедить его не может, что брат в любом случае пойдет за ним. Но понимал он и то, что вмешательство Матвея нарушило его планы, что вряд ли ему удастся теперь переубедить упершегося старика. Сергей искренне пожалел, что приехал сам, не известив Пестеля. Но было поздно, и Пестель был далеко. Отказ же Тизенгаузена означал: он не отпустит Мишеля. И надежды на поддержку полтавцев – в решающий момент – больше нет. Этого Сергей допустить не мог.