Юлия Глезарова - Мятежники

Однако спать Сергею не пришлось. В дверь просунулась голова Никиты:

– Сергей Иванович, господа офицеры к вам. Войти желают.

– Проси.

Офицеров было пятеро, и среди них Сергей заметил штабс-капитана Роменского, с перевязанной рукою. Кузьмин толкнул Роменского локтем в бок, тот вышел вперед.

– Сергей Иванович, – начал штабс-капитан, волнуясь. – Мы пришли… просить вас остаться. Я не держу зла, к тому же, все ведь обошлось, не так ли? Конечно, я бы желал, чтобы не я делал сие…

Кузьмин опять толкнул его локтем. Роменский вздрогнул.

– Но… кому-то же делать это все равно надобно было. Все мы солдаты. Останьтесь, Сергей Иванович… Тем более, что я твердо решил в отставку подать, к зиме, думаю, приказ о сем выйдет. Я… уеду из полка – и все забудется…

– Вы подали в отставку, Антон Николаевич? Зачем?

– После сего… не могу. С вами ли, без вас ли, служить я не буду.

Кузьмин потянул Роменского за рукав, штабс-капитан отступил назад.

– Теперь ты, – негромко сказал он Щепилле.

– Господин подполковник, – начал было Щепилло заготовленную речь. – Я хотел просить… – он забыл, о чем, собственно, собирался просить, и безнадежно махнул рукой. – Оставайтесь, Сергей Иваныч…

Кузьмин недовольно покачал головою.

– Господа, мне лестны просьбы ваши, – Сергей почувствовал, что тоже волнуется. – Но… после того, что произошло, я не могу служить в полку. Поймите меня, прошу вас.

Кузьмин сделал знак рукой; офицеры поклонились, прощаясь, и вышли.

– Позволь остаться мне, подполковник, – не дожидаясь разрешения, Кузьмин сел к столу и налил себе горилки. – Ты, верно, думаешь, что я заставил их прийти к тебе? Нет… Они сами хотели, только не знали, как подступиться, робели. Без тебя невозможно нам будет.

– Да от чего же невозможно? Жили же как-то раньше…

– Раньше… – протянул Кузьмин, – так то когда было-то? Ныне же… не буду за всех говорить, но вот я, к примеру, чувствую, что как раньше – не могу. Не могу – и хоть убей меня.

Кузьмин выпил.

– И правда, зачем тебе перевод отсюда? Вот выйдет Роменский в отставку, забудешь ты его, образуется все.

Кузьмин мрачно улыбался, глядя в стакан с горилкой.

– А с чего вдруг он в отставку стал проситься? Он не допустил крови, вышел из ситуации как… честный офицер, – в мысли Сергея закралось нехорошее подозрение. – Уж не с твоей ли просьбы, Анастас?

– С моей ли, не с моей… – Кузьмин вздохнул. – Зачем тебе знать об сем, Сергей Иванович? Ты не думай, что ты лучший из нас… Вон Антон – взял на себя ношу твою, и благодарности не требует даже, и уйти хочет, как человек благородный…

Сергей задумался: преданность ротного льстила его самолюбию, но он принял решение, и не Кузьмину было его переменять.

– Послушай, Анастас, – Сергей отхлебнул горилки из стакана, – зачем тебе надобно, чтобы оставался я? Почему не он?

– Потому что он – такой же, как я, как мы все… А ты – не такой… Я вот смотрю на тебя: и пьешь как я, и даже больше, и петь бы тебе арии твои круглый день, а служба тебе в тягость… Но от жизни нашей ты… не ломаешься, как я, как тот же Роменский. И грязь наша тебя не пачкает, уж не знаю отчего, но так это… И знаешь, я думал вот… что ежели ты рядом будешь, то когда-нибудь потом, не сейчас, в моей жизни должно произойти нечто такое, о чем… детям не стыдно рассказать будет. Если, конечно, Бог пошлет когда-нибудь детей.

Сергей слушал, понимая, что и сам он, и Кузьмин уже сильно пьяны.

– Все так, – сказал он заплетающимся языком. – Но вот…

Он вытащил из кармана прошение на Высочайшее имя, о собственном переводе. Кузьмин мельком взглянул на бумагу.

– Сожги ее.

– Нет, я принял решение и не отступлюсь.

– А вот скажи, – Кузьмин поднял пьяные глаза, – Мишку своего ты с собою заберешь, аль как? Может, к нам его перевесть, ко мне в роту, так мы его быстро… субординации обучим. Или пусть в Полтавском остается, ротный его знакомый мне…

Сергей вспыхнул: последние дни он и думать забыл о Мишеле. «Как же я без него… услать могут… в Оренбург или на Кавказ», – с тоскою подумал он. Кузьмин, казалось, прочитал его мысли.

– Вот так-то, – назидательно сказал он. – Никуда ты от нас не денешься…

И добавил изменившимся тоном:

– Я за тобой в огонь и в воду пойду, куда скажешь… И они пойдут тоже, – он кивком головы показал на дверь. – Потому как если не за кем идти – то не жизнь это вовсе, а тоска и маята сплошная.

Начинался сентябрь 1825 года. 3-й корпус был собран в лагере под местечком Лещином, недалеко от Житомира. Погода была сырая и холодная, шли затяжные дожди. Когда солдат собирали на плацу, вид они имели неопрятный, беление амуниции текло по мундирам, сам же плац превращался в болото.

Сергей лежал на походной кровати в их с Мишелем палатке. В суете лагерной был очередной перерыв; Мишель с самого утра умчался куда-то – как он заявил, говорить о деле . Самому же Сергею идти никуда не хотелось, дождь навевал скуку, хотелось собраться с мыслями, оглядеться, подумать.

Мишель напринимал в общество несколько десятков офицеров, молодежь, не нюхавшую пороха. Он с восторгом говорил, что это соединенные славяне , что желают они славянский федерации или республики – верно, они и сами не знали, чего они желали. Сергей видел у Мишеля клятву, которые славяне составили для своего общества; в клятве сей, в частности, содержался пункт о защите невинности вооруженною рукою . Прочитав сие, Сергей рассмеялся; Мишель же обиделся на смех его. Мишель был убежден в том, что – в нужный момент – офицеров этих можно будет использовать в деле . Надобно было только подогревать в них революционный пыл, почаще рассказывать о страданиях невинности .

– Поль похвалит нас, вот увидишь, – убеждал Мишель Сергея.

Сергей понимал, что друг его заблуждается. Он видел, что Миша с удовольствием произносит страшные клятвы, кричит о цареубийстве, играет в разбойников – ему же самому игры эти были давно не интересны. Девять лет, что Сергей провел в обществе , он слышал вокруг себя одни и те же слова, видел одни и те же лица. Он понимал, что крикуны сии по большей части к делу не способны. К тому же, если дело все-таки когда-нибудь начнется, то произойдет сие не так, как планируют крикуны и прожектеры. Он был на войне и знал, что сражения генеральные проходят вовсе не на карте.

Сергей досадовал на Трубецкого: неосторожные слова князя стали причиною нынешнего Мишиного восторга. Трубецкой убедил Мишеля в том, что тот сможет корпусом командовать – лишь бы под началом его были верные люди. И теперь, Мишель, поверив князю, день и ночь занимался поиском сторонников.

Мишу надо остановить, успокоить, не дать наделать глупостей. Разум настойчиво подсказывал Сергею, что победы в деле сем быть не может, положительные изменения достигаются только естественным ходом вещей. И даже если людям кажется, что победа близка – они, по большей части, заблуждаются. Революция французская привела к власти Бонапарта, сей же злодей, хотя и сделал много полезного в установлениях гражданских, поработил полмира, пролил реки крови.