Юлия Глезарова - Мятежники

– Миша, тебе надобно в Москву ехать, – тихо и вкрадчиво шепнул он на ухо другу, – сие твой долг…человеческий. Ты у полковника об отпуске просил?

– Просил! – сквозь слезы едва выговорил Мишель, – он… мне сказал… что он… отпуска мне даст… права не имеет… в Киев отправил… чтобы я оттуда… в Житомир написал… Роту… Чтобы я… у Рота отпуск просил… а он… отпустить меня… не может… вот так, Сережа… о, Господи, да что же это такое! Сие бес. чело… веч. но… – Мишель вновь расплакался.

– Бесчеловечно, – глухо повторил Сергей.

– Что случилось? – Матвей вошел в комнату, толкнул форточку, чтобы выветрился табачный дым, – что с ним?

– Маменька у него в Москве скончалась, Тизенгаузен его к Роту отправил – отпуск просить, – быстро объяснил Сергей, – дай ему что-нибудь… из аптечки твоей.

– К Роту отправил? – Матвей потер пальцем висок, хмыкнул, – крепко, видать ты ему насолил, Мишка… Ну да ладно, – наклонился к Мишелю, потрепал по плечу, – не убивайся ты так. Сережу пожалей. Он, в отличие от маменьки твоей живой еще…

Спустя полчаса наплакавшийся Мишель задремал на диване. Сергей снял с него сапоги и сюртук, укрыл одеялом, задул свечу.

Матвей поманил его в соседнюю комнату.

– Надо в Житомир ехать, – веско сказал он брату, – отпуск для него просить. Рот к тебе благоволит: хоть он и скотина, а тебе не откажет…

– Я и сам о том же подумал… Но сейчас не могу – служба. Послезавтра дивизионного ждем – сам знаешь…

– Ничего: думаю пару дней еще подождать можно… Да и куда ты сейчас от него… Верно?

Сергей кивнул, улыбнулся жалкой, кривой нервной улыбкой.

– Дай и мне чего-нибудь, Матюша… Сердце болит…

Матвей торопливо открыл аптечку, накапал микстуру в рюмку, протянул брату.

– Я сегодня слышал, что отрекся все-таки Костя, – сказал он, стремясь отвлечь брата от горестных мыслей, – говорят, на днях повторная присяга будет. Николаю Павловичу на сей раз…

– Никому я больше присягать не буду, – безразлично и устало произнес Сергей, – хватит с меня… Хватит с меня клятв, присяг, приказов – не хочу ничего… Все сие – Божескому и человеческому закону противно… Не могу больше дичь эту терпеть… Все кругом притворяются, ролю играют, как на комедиянты дешевые… Правды никто видеть не хочет. Ну да ничего, – Сергей выпрямился, ударил кулаком по столу, – я им всем глаза открою!

В прихожей генеральского дома мирно дремал денщик. От дверного скрипа и шагов вошедшего он даже и не пошевелился.

– Генерал у себя ли? – Сергей потряс его за плечо.

– У себя, но принимать никого не велели… – денщик со сна вытаращил глаза. – Потому как гости ныне у них…

– Доложи: подполковник Муравьев встречи просит. Его превосходительство разрешили мне бывать у него без приглашения.

Денщик взял с плеч Сергея шинель и отправился докладывать. Вернулся через несколько минут, сказал подобострастно:

– Его превосходительство просит ваше высокоблагородие тотчас же пожаловать к нему.

Сергей вошел; госпожа Змеевская пела. Рот махнул Сергею рукою, приглашая сесть рядом с собою. «Сейчас допоет, и поговорю с ним», – решил Сергей про себя. Змеевская закончила, раздались аплодисменты.

– К столу прошу, господа, – сказал Рот.

– Ваше превосходительство, – начал Сергей просительным тоном. – Надобность имею говорить с вами…

– Подождите, подполковник. Сначала извольте к столу.

Сергей понял: стол был обязательным условием выполнения просьбы. Скрепя сердце, он сел за стол. Подали вина.

– За здоровье его императорского величества государя императора Николая Павловича! – провозгласил хозяин.

Все встали.

В комнату вошел адъютант, прошептал что-то на ухо генералу. Рот нахмурился и, не говоря никому ни слова, вышел из залы.

– Кушайте жаркое, подполковник.

– Благодарю вас.

Сергей взял вилку и потыкал в тарелку. Заплаканное лицо друга стояло перед глазами. Мясо было жестким, вино – кислым.

– Что с вами, подполковник? Вы нездоровы?

– Нет, с чего вы взяли, капитан? Головокружение некоторое… чувствую, с мороза, верно.

Сергей взял кусок с тарелки и с усилием принялся жевать.

– Ныне время тревожное, – начало капитан светскую беседу. – Сегодня одна присяга, завтра другая. Только и успевай глядеть, чтобы войска спокойны были.

– Тревожное ныне время, – эхом ответил ему Сергей.

– Говорят, злодея главного поймали. Слава богу, не у нас в армии. Полковник Пестель арестован в Тульчине, у Витгенштейна. Я знавал его, мне он исправным офицером всегда казался. Вы знавали Пестеля?

– Н-немного…

Сергей отложил вилку, покраснел и опустил глаза; врать он не умел и знал это за собою.

– И слухи ходят, что застрелился сей злодей при аресте…

Сергей подавился куском мяса.

– Что? – хрипло переспросил он. – Застрелился? Откуда известно сие?

– Адъютант господина Киселева, начальника штаба армии второй, приехал ныне в Житомир, к его превосходительству. Он и сказывал.

Проклятая говядина никак не желала размягчаться. Сергей давился, запивал вином – ничего не помогало. Перед глазами его маячила картина ареста Мишеля; к сему добавлялось и предчувствие ареста собственного. Ему казалось, что все сидящие за столом заняты исключительно им, смотрят на него и обсуждают в голос. Впрочем, слов он разобрать не мог: в голове и в ушах гудело. «Сейчас уйду, встану и уйду… Должно быть, у Рота приказ… об аресте моем. Нет, теперь не выпустят… Раньше надо было… Пистолетов нет при мне, пистолеты не взял… Шпага есть зато… Не дамся. Мишу предупредить не успел…» – лихорадочно думал он, пережевывая кусок жесткого мяса.

В комнату вошел Рот; лицо его было бледно. В руке он держал газету. Сергею показалось, что генерал смотрит прямо на него; он судорожно вцепился в край стола.

Господа, я должен сообщить вам… Известие особой важности. В Петербурге мятеж был, он подавлен. Вот послушайте.

Рот открыл газету:

– Пишут… «Вчерашний день будет, без сомнения, эпохой в истории России. В оный жители столицы узнали с чувством радости и надежды, что государь император Николай Павлович воспринимает венец своих предков… »… Дальше… – генерал зашевелил губами, пропуская ненужные, как ему казалось, подробности. – « Часть Московского полка, выступив из своих казарм с распущенными знаменами и провозглашая императором великого князя Константина Павловича, идет на Сенатскую площадь. Толпы народа сбегались к сей площади и пред дворцом. Государь император вышел из дворца без свиты, явился один народу и был встречен изъявлениями благоговения и любви: отовсюду раздавались усердные восклицания »

Рот прервал чтение и отхлебнул вина.

– Мятежники сии генерала Милорадовича убили. И тогда государь…, – он вновь уперся глазами в газету, – « наконец решился вопреки желанию сердца своего употребить силу. Вывезены пушки, и немногие выстрелы в несколько минут очистили площадь. Конница ударила на слабые остатки бунтовавших, преследуя и хватая их »