Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Первый же маленький нищий, ужасно коверкая речь, сообщил, что знает дом пристава и может отвести нас к нему. Я дал ему монету и пообещал такую же, когда мы достигнем цели. Гордый взрослым делом и счастливый своим заработком, парнишка хотел взять за руку Альду, но застеснялся. Его храбрости хватило только на то, чтобы ухватиться за полу одежды Иакова и испуганно заглянуть в лицо гиганту. Тот ласково улыбнулся и погладил ребёнка по голове.

Довольно скоро мы оказались у дома, на фасаде которого был приколочен деревянный гербовый щит с кинжалом. Щит когда-то был раскрашен, но время сделало своё дело – краска облупилась, и о том, какими цветами пользовался художник, теперь можно было только догадываться. Вообще в Тулузе было принято вместо вывесок использовать фигурки, обозначающие профессию хозяев. Альда с интересом их разглядывала, а увидев хохочущего чёртика с вилами, даже споткнулась, и мне пришлось её поддерживать. Иаков по сторонам не смотрел, его заботили только лошади, которых он вёл под уздцы.

Получив обещанную монетку, наш провожатый исчез, а мы, стоя перед запертой дверью, нерешительно переглянулись. «А вдруг в доме никого нет? А вдруг хозяева ничего о нас не знают? Тогда придётся искать постоялый двор и думать, что делать дальше. Может, зря я отпустил мальчишку?»

– А-уы! – с оттенком раздражения сказал Иаков и ткнул пальцем в дверной молоток. Наши душевные терзания ему были непонятны. Я мысленно вознёс краткую молитву и постучал. Через некоторое время за дверью послышались шаркающие шаги, лязгнул засов и дверь открылась. Перед нами стоял человек, одетый очень просто, если не сказать бедно. Он вопросительно взглянул на меня. Я подумал, что это слуга, и, как научил меня епископ, назвал сначала своё, а потом и его имя. Я ждал условленного вопроса о том, как выглядит де Кастр, но человек молча кивнул и закрыл дверь. Я растерянно взглянул на Альду.

– Что это? – спросила она. – Почему он ничего не сказал и захлопнул дверь у тебя под носом? Нас не пустят? Что теперь делать?

Я в замешательстве пожал плечами.

– Знаешь, я ожидал чего угодно, но не такого приёма. Может, мальчишка привёл нас не к тому дому? Давай подождём немножко, а потом пойдём искать постоялый двор.

Тут дверь снова распахнулась, но вместо молчаливого слуги на пороге стоял… Гийаберт де Кастр, собственной персоной.

– Ну вот, наконец-то ты добрался до Тулузы, Павел Иатрос! – с улыбкой сказал он. – А то я уже начал тревожиться! В наше время может случиться всякое, но Господь милостив, и вот – вы здесь. Входите, прошу. Благородная донна, будь гостьей этого дома!

– Это наш слуга Иаков, – сказал я. – Он лишён дара речи, но разум его остёр, и он всё слышит. Найдётся ли для него местечко?

– Ни о чём не беспокойся. Твой слуга будет устроен наилучшим образом.

Он повернулся и крикнул в глубину дома:

– Мишель! Помоги устроиться слуге наших гостей и покажи ему, где конюшня.

На зов Гийаберта вышел давешний молчаливый человек и жестом позвал Иакова за собой. Они скрылись за углом дома.

– Эта пара – один разговорчивее другого, – хмыкнула Альда.

– Брат Мишель хранит обет молчания, – пояснил де Кастр.

– Так он не слуга?

– Конечно, нет. У нас вообще нет слуг. Не смущайся, ты ничем не обидела его. Сегодня очередь Мишеля исполнять обязанности привратника, вот и всё.

– Так этот дом не принадлежит городскому приставу? – догадался я.

– Он куплен на имя пристава, но принадлежит городской общине, а я – её пресвитер.

– Значит, нам никуда не надо идти?

– Конечно, нет. Твоя комната давно готова, но мы не знали, что ты приедешь не один. Госпожа будет жить отдельно?

Альда покраснела и потупилась, а я сказал:

– Нет, святой отец. Альда – моя жена пред Господом.

– Я так и подумал, – кивнул де Кастр. – Входите же, не дело разговаривать на пороге.

После улицы, залитой светом южного солнца, я на несколько мгновений ослеп и остановился, ожидая, пока перед глазами перестанут вращаться радужные круги. Альда держала меня за руку, я слышал её учащённое дыхание. Постепенно зрение стало возвращаться, и я смог разглядеть сначала два узких окна в каменной стене, забранных массивными решётками, а потом и убранство помещения. Это был не то склад, не то лавка богатого купца. Большую часть комнаты занимали многоярусные полки, на которых громоздились тюки, мешки и пакеты. Пахло пылью, лежалыми тканями, пряностями, оливковым маслом и мышами. В комнате царила приятная прохлада. Де Кастр закрыл тяжёлую дверь, и стало тихо. Уличные шумы исчезли, а наши голоса звучали непривычно глухо.

– Все эти товары – для чужих и любопытных глаз, – пояснил он. – Мы не занимаемся торговлей, и я даже не знаю, что в мешках. Пойдёмте дальше.

Он снял с полки свечу и чиркнул кресалом. Прикрывая ладонью огонёк, епископ повёл нас в дальний угол, где была лестница, ведущая наверх.

Как и многие богатые дома в Тулузе, дом де Кастра имел узкий фасад, но был очень велик в глубину. Потом мы узнали, что к нему примыкала целая усадьба с хозяйственными постройками и двумя внутренними дворами, задняя стена одного из них выходила прямо на берег Гаронны.

В этом доме мы прожили довольно долго, и он навсегда остался в моей памяти как символ тепла, уюта, спокойствия и простого человеческого счастья.

В усадьбе жило много людей, но они часто сменяли друг друга, и лица многих из них стёрлись из моей памяти. Это были тихие, спокойные мужчины и женщины, молодые и старые, в богатой одежде или в обносках. Они скользили подобно теням, разговаривали шёпотом, и я никогда не слышал их смеха. Они не садились с нами за стол, но я видел их работающими в саду. На меня и Альду они не обращали внимания, как будто нас вообще нет. Кто они, зачем приходили и почему уходили, я не знал тогда, и не знаю сейчас. Знал де Кастр, но я не спрашивал у него, а сам он не рассказывал.

Вслед за хозяином мы вошли в большую комнату, в центре которой стоял накрытый белой скатертью стол, а вдоль стен выстроились лавки и сундуки.

– Это наша трапезная, – пояснил де Кастр. – но обед будет готов позже, и есть время, чтобы смыть дорожную пыль. У вас найдётся, во что переодеться? Нет? Так я и думал. Это ничего. Чистую одежду найдёте там, где будете мыться, а грязную оставьте, её постирают.

В комнату вошла пожилая женщина, поклонилась де Кастру и сказала:

– Комната для гостей готова.

– Ну, что ж, тогда – до ужина! – улыбнулся хозяин дома. – Сестра Петронилла проводит вас.

– Но… – начал я.

– Нет-нет-нет! Сегодня – никаких вопросов. Все серьёзные разговоры отложим на завтра.

Комната, в которую отвела нас Петронилла, была небольшой, но чрезвычайно уютной. Казалось, мы попали внутрь старинного сундучка. Деревянные, тщательно выскобленные полы, стены, обитые досками, низкий потолок, покоящийся на коричневых, почти чёрных от времени балках, небольшое окно. У дальней стены из-за полога виднелась кровать, у окна стоял маленький стол и два деревянных резных табурета – вот и вся мебель. За окном росло большое дерево, и солнечный свет, пробивающийся через листву, бросал на стены мерцающие блики. Пахло мокрой зеленью, старым деревом, воском и цветами – чьи-то добрые руки оставили на подоконнике свежий букет в глиняной вазочке. Альда откинула полог. Кровать была застелена чистым бельём, на подушках лежали полотенца. Она стала перестилать постель по-своему и под подушкой обнаружила полотняный мешочек.