Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

– Если бы всё было так просто, друг мой Павел, – покачал головой Гильом, – если бы всё было так просто…

Он встал, выглянул из шатра и, убедившись, что никого поблизости нет, опустил полог.

– После того, как мы с тобой расстались, я поехал в один монастырь. Отправляясь в Святую Землю, я оставил его аббату на хранение все свои деньги, ну, и потом, мне просто больше некуда было идти… Аббат меня узнал, только вот постарел он сильно, согнулся, ссохся весь как-то, я с первого взгляда понял – не жилец. Знаешь, как это бывает?

Я кивнул.

– Но человек он добрый, обрадовался от всего сердца, хотя и считал уже, что я не вернусь. Другой бы на его месте, увидев меня, расстроился, потому что теперь деньги придётся возвращать, да ещё с процентом, а он – нет. Увёл меня к себе и битый час расспрашивал, как да что. Ну и вино у него хорошее. А потом я и спросил, как у меня дома дела? Хочу, мол, съездить, навестить родичей, хоть и нет между нами привязанности сердечной. А он помялся, и отвечает, не надо тебе, Гильом, туда ездить. Только хуже всем сделаешь. Последних новостей у него нет, а о прошлом годе брат на брата войной пошёл, всё никак остатки отцовского имущества поделить не могли. Если я там появлюсь, они живо помирятся и меня мечами да копьями встретят, потому что на троих делить там уже воистину нечего.

Что мне делать оставалось? Я и спросил, а если я в его монастыре постриг приму, возьмёт он меня в обитель свой век доживать? Аббат смеётся: да какой из тебя монах, у тебя же меч к бедру прирос, гордыни на золотой, а смирения христианского на денье. Тут я совсем приуныл и, веришь ли, Павел из ромеев, на тебя злость возникла – ну зачем ты меня исцелил? Отдал бы Богу душу, и сейчас ничто земное меня бы уже не тревожило. Вот так бывает: телом-то я окреп, а дух стал мягким, как воск в жару. Аббат наливает мне ещё вина и говорит:

– По глазам твоим, сын мой Гильом, вижу, что задумал ты скверное. Не смей! Ибо это погибель для души. Я знаю, что тебе делать. Послушай старика. Забирай свои деньги, они в целости и сохранности. Даже процент какой-никакой нарос, купи себе коня, оружие и всё что благородному воину потребно, и принимай крест.

– Как, - говорю, - опять в Святую Землю? Да ты смеёшься, что ли, надо мной?

– Зачем в Святую Землю? За море плыть вовсе не надо! В Лионе аббат Сито собирает крестоносное войско против еретиков Лангедока. Там лучшие рыцари Франции – герцог Бургундский, граф Неверский, барон де Монфор…

– Кто?!

– Я же говорю, Симон де Монфор. Он, как и ты, недавно вернулся из-за моря, но когда папа объявил Крестовый поход, не счёл себя вправе отдыхать.

– Вот так-то, Павел, я и оказался у крестоносцев. А куда ещё мне было идти? Я надеялся, что Монфор меня не забыл. И, надо отдать ему должное, не забыл и обрадовался. Понимаешь, герцоги да графы – они войском не занимаются, их больше волнует, кто из них знатнее, и кто кому приказы будет отдавать. Аббатов и епископов у нас тоже полным-полно, но толку от них… А вот таких как я, знающих воинское дело и умеющих управлять крестоносцами да рутьерами, мало. Никто из господ мараться не хочет, ну а мне не привыкать. Грех жаловаться, Симон меня встретил как старого товарища, и скоро я стал его правой рукой. Во главе войска у нас стоит аббат Сито, но на самом деле командует Монфор, ну, а ему помогаю.

– Тогда чего ж ты грустишь? – удивился я. – Поход только начался, а ты уже вон как высоко взлетел.

– То-то что взлетел… – Гильом понизил голос. – Я тебе так скажу. Никогда я крови не боялся, а вот теперь, мнится мне, что руки до самой смерти не отмыть. Проклят я.

– С чего ты это взял? Почему?! Война есть война, она без крови не бывает.

– Знаю, – досадливо отмахнулся он, – всё знаю, что ты сейчас скажешь, так что молчи лучше. Только сначала была резня в Константинополе, помнишь я тебе рассказывал? А теперь вот в Безье. И это – неспроста.

– А что было в Безье? И что это такое – Безье?

Альда не участвовала в нашем разговоре. Я оглянулся на неё и увидел, что она от усталости и выпитого вина задремала прямо у стола. Я приложил палец к губам и показал на неё Гильому. Суровое лицо рыцаря неожиданно осветила тёплая улыбка. Он бесшумно встал и откинул занавесь, отгораживающую заднюю часть шатра. За ней обнаружилась лежанка, застеленная плащом. Я осторожно взял девушку на руки и перенёс на неё. Альда не проснулась, только улыбнулась во сне и прижалась ко мне.

– Не будем опускать полог, – шепнул я, – а то она проснётся в незнакомом месте и испугается.

Гильом кивнул.

Мы вернулись к столу, и старались говорить как можно тише, чтобы не разбудить спящую девушку, причём, по-моему, любого громкого слова больше боялся Гильом, чем я. Альда спала молодым здоровым сном, и разбудить её сейчас было непросто.

– Так что было в Безье?

Рыцарь помрачнел.

– Бойня, – выплюнул он слово как сгусток крови. – Жуткая бойня. Поистине ужасающая своей бессмысленностью и запредельной жестокостью.

– Если не хочешь рассказывать…

– Не хочу. Но рассказать надо, иначе я потеряю рассудок. У меня одна надежда не сойти с ума – разделить это с кем-то. Но здесь я кроме тебя не верю никому. Это как нарыв вскрыть, как больной зуб вырвать. Ты же лекарь, ты должен понять! – почти крикнул он и тут же зажал себе рот, испуганно оглянувшись на Альду.

– Говори всё, без утайки. Обязуюсь сохранить…

– Не клянись! – перебил он меня. – Никакой тайны в том, что я расскажу, нет, это видели все, кому Господом было суждено выжить. Нет нужды в лишних клятвах. Да и потом, еретики, против которых мы должны сражаться, не приемлют клятв. И, знаешь, по-моему, они правы.

– Пусть так. Я слушаю тебя. Хочешь ещё вина?

– Не надо! Пить я тоже больше не могу. Скоро в углах шатра начну видеть крыс, чертей и аббата Сито верхом на василиске, будь он проклят!

– Кто, василиск? – попытался пошутить я, но Гильом взглянул на меня с такой яростью, что я осёкся.

– Этот поп хуже василиска, он – воплощённый дьявол! Слушай, как было.

В место, назначенное для сбора войска, я не поехал – аббат сказал, что там уже никого нет. Оказывается, поход готовили с помощью монастырей всех католических стран – они вербовали крестоносцев и собирали пожертвования, а аббатства в Лангедоке закупали провиант и фураж. Так что аббаты заранее были обо всём осведомлены, а послушники и монахи разносили новости. Здорово придумано, правда?

Я вспомнил про расправу графа де Фуа с аббатом Бегоном и промолчал.

– Ну вот, войско я догнал на марше. Найти его было несложно, знаешь ли. След за ним оставался такой… Словом, не спутаешь. Как я уже сказал, Монфор встретил меня хорошо. Ну, я и воспрял духом. Знаешь, наверное, как это бывает: поход только начался, ещё нет раненых и убитых, ещё никто не перессорился, никого не повесили за игру в кости и поножовщину, крестоносцы слушают мессу со слезами на глазах и горят христианским рвением покарать еретиков. Хотя, что я? Откуда тебе… Ты же ведь не был на войне?