Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс

Думы её нарушил внезапно раздавшийся совсем рядом мужской голос:

— Долго ты сидишь здесь, кирия… Словно ты Зевс Олимпийский и можешь одним взглядом охватить весь мир.

Гермиона ни разу ещё не разговаривала с Демаратом после той стычки на склоне холма Мунихия, и появление оратора отнюдь не было желанным. Она принялась корить себя за то, что забылась, что позволила себе прилечь на солнечном берегу, распустив волосы по плечам. Руки её мгновенно поднялись к волосам. Она встала.

— Отцу моему было угодно, — проговорила она с достоинством, — пообещать тебе, что однажды ты можешь стать моим мужем. Богам решать, исполнится его замысел или нет. Но стратегу Демарату должно быть известно, что он не вправе приставать к благородной афинянке, оставшейся в обществе рабыни.

— Ах, кирия, прости это холодное слово — макайра. — Демарат вёл себя на удивление непринуждённо. — Твой отец не станет возражать, если я сяду рядом с тобой, чтобы побеседовать.

— Я так не думаю.

Гермиона выпрямилась в полный рост, однако Демарат заслонил перед ней уходившую вверх тропинку. Бежать к воде было бесполезно. От Клеопис помощи ждать не приходилось: едва ли рабыня будет сопротивляться человеку, который вот-вот станет её господином. Гермиона предпочла меньшее из зол: она стала лицом к нелюбимому человеку и принялась ждать.

— Долго же я дожидался этого мгновения. — Демарат поглядел на её руки, явно намереваясь припасть к ним с поцелуями, и Гермиона спрятала ладони за спину. — Я знаю, что ты ненавидишь меня лишь потому, что я исполнил свой долг в отношении твоего покойного мужа.

— Ты исполнил свой долг?

— Конечно, я причинил тебе жестокую боль, но неужели ты думаешь, что мне было приятно… губить лучшего друга, разрушать самые священные узы, наконец, так огорчать любимую мною женщину?

— Не верю.

Демарат приблизился на шаг.

— Ах! Гера, Артемида, Афродита Золотая… каким именем назвать мне свою богиню?

Гермиона отшатнулась.

В глазах Демарата вспыхнул злой огонёк.

— Я любил тебя и любил долго. Любил до того, как ты вышла за Главкона. Но Эрос и Гименей вняли его молитве, а не моей. Ты стала его невестой. И я старался сохранить лицо на вашей свадьбе. Помнишь, я был у Главкона дружкой и ехал рядом с тобой в свадебной повозке. Ты любила его, а он казался достойным тебя. И я заставил себя переступить через собственное горе, заставил радоваться счастью друзей. Но я не мог разлюбить тебя. Истинно говорят, что Эрос из богов самый сильный и безжалостный, недаром поэты утверждают, что зачал его кровожадный Арес…

— Избавь меня от мифологии, — проговорила Гермиона, делая ещё один шаг назад.

— Как хочешь, только всё равно слушай. Этого мгновения я ждал два года. И я хочу тебя не как слабую девушку, отданную мне отцом, а как прекрасную богиню, явившуюся ко мне по собственной воле. Выслушай меня до конца, и я уверен — ты улыбнёшься мне.

— Придержи своё красноречие. Ты погубил Главкона. Этого мне довольно.

— Выслушай же! — вскричал Демарат едва ли не в отчаянии.

Гермиона застыла на месте, чтобы не пробудить в нём склонность к насилию.

— Хорошо. Говори. Только помни, что я женщина и рядом со мной нет никого, кроме Клеопис. Если ты действительно любишь меня, не забудь об этом.

Однако Демарат был уже вне себя:

— О, только приди ко мне. Ты ведь не знаешь, какую цену я уже заплатил за тебя. Во времена Гомера мужи добывали себе жён дорогими подарками, но я… я заплатил за тебя своей душою. Я пожертвовал ради тебя всем: дружбой, честью, отчизной, — всё отдал Желанию, Химерос, ради тебя.

Гермиона едва понимала его речь, сделавшуюся нечленораздельной. Видно было, что Демарат — на грани вменяемости, и она опасалась, что своим ответом вынудит его перейти эту грань.

— Ты слышала, чем я за тебя заплатил. И тем не менее ты смотришь на меня с холодной ненавистью? О, Зевс, даже суровая и враждебная ты прекрасна, как бросившаяся в море аркадийка. Но я добьюсь тебя, моя госпожа, я завоюю твоё сердце, и тебя будут чтить все в Афинах, когда я сделаю тебя своей царицей. Да! Я построю для тебя дворец на Акрополе возле храма Афины, и народ на Агоре будет кричать: «Дорогу, дорогу Гермионе, славной супруге царя нашего Демарата!».

Теперь Гермиона не сомневалась в том, что Демарат бредит.

— Увы, я не понимаю тебя. В городе нашем нет царя и по милости Афины никогда не будет. Ты говоришь богохульные и предательские речи.

Гермиона поискала взглядом путь к спасению. Вокруг никого не было. Склон холма покрывали лишь редкие камни. Где-то вдалеке бродила коза. Гермиона поманила к себе Клеопис. Старуха смотрела на них и, вне сомнения, полагала, что Демарат зашёл чересчур далеко. Однако нянька была слаба и в лучшем случае могла помочь только криком.

— Предательские и богохульные? — возопил Демарат, падая на колени. — Да! Если хочешь, зови мои чувства так. Но через месяц ты назовёшь их благословенными. Плут Гермес — великий бог, и он в дружбе с Эросом. Я буду владеть Афинами и тобой. И стану самым счастливым из смертных, хотя сейчас меня можно назвать лишь самым несчастным. Ах, как долго я ждал.

Он вскочил на ноги:

— Не уходи, макайра, не уходи! Поцелуй меня!

Гермиона бросилась наутёк. Демарат нагнал её. В белом нарядном одеянии она не могла бежать быстро.

— Аполлон снова гонится за Дафной! — безумным голосом завопил он, охватывая Гермиону руками. — Но на сей раз Дафна не станет лавром. Она побеждена. И заплатит выкуп!

Он вцепился в пояс Гермионы и повернул её к себе лицом. Жаркое дыхание коснулось её щёки. Закричала наконец и Клеопис.

— Ты моя! — победно вскричал оратор, прижимая Гермиону к себе. — И этому никто не помешает!

Гермиона изо всех сил пыталась уклониться, и тут кто-то вырвал её из рук Демарата. Откуда взялся этот человек — с неба, из недр земных или из-за ближайшей скалы? С воистину львиной силой он разорвал объятия Демарата, а потом бросил ошалевшего оратора на землю и дважды пнул его с ненавистью и презрением. Гермиона видела всё это краем глаза, ибо голова её шла кругом. Придя в себя, она заметила, что незнакомец в матросской одежде стоит рядом с ней, и черты его скрывают космы шевелюры и борода. Уложив Демарата на землю, он не произнёс даже слова, только вытер ладонь о бедро, словно брезгуя прикосновением. Оратор поднялся со стоном. Он был вооружён и, выхватив меч, бросился на морехода. Тот выставил вперёд руку, ухватил противника за запястье и молниеносным движением обезоружил. Потом он снова швырнул Демарата к своим ногам, и на сей раз тот так и остался лежать, извергая проклятия: падение оказалось болезненным.

Тем временем Клеопис вопила, не переставая, и по склону уже торопился народ: рыбаки из причалившего внизу яла, рабы, направлявшиеся с тюками в гавань. Дюжина людей со всех сторон приближалась к месту происшествия. Незнакомый моряк так и не произнёс ни одного слова. Гермиона обратилась к нему: