Григорий Хохлов - Доля казачья

— И всё же, я не отменяю своего решения. Я хочу увидеть наших героев, которые могли бы показать своё искусство в честном поединке с казаками. И тем самым укрепить самурайский дух в наших сердцах, всей великой нации. Сегодня наш праздник!

Буря оваций всё усиливалась, воодушевляя японский народ на подвиг. И вперёд уже выдвинулись многие отважные бойцы, годовые сразиться с русскими. Всё, как и было заявлено ранее.

А среди самих бойцов невольно произошёл естественный отбор. Все они прекрасно знали друг друга. И вот теперь эти звёзды, если так можно выразиться, постепенно угасали перед могучей яркостью личностей господина Коно и господина Такахаси. Они просто меркли в их великолепном сиянии — ореоле их славы и невольно отступали и терялись в толпе.

И вот, господин Коно и господин Такахаси предстали перед лицом императора и поклонились ему. Тот улыбнулся героям, поддерживая их кандидатуры. Правитель знал их давно и ценил, и не раз сам лично их награждал за их триумфальные победы в поединках.

Они ещё молоды, эти герои, им не больше тридцати пяти лет, но они патриоты своей Родины и бойцы, что надо. Лучше чем они никто не выполнит желание императора: погубить русских. Иначе и праздник ему — не праздник, и генерал Тарада не будет окончательно унижен и раздавлен.

— Как будете биться: до смерти, или до победы?

Ликует народ:

— До смерти! До смерти сражаться!

Крови ему хочется, таков уж он и есть простой народ — он везде одинаков! Вмиг всё хорошее забыто, теперь это одна высокоорганизованная волчья стая. Завыла и застонала она уже нечеловечьими голосами. И бойцы подтвердили своё намерение биться насмерть.

Мы с Василием не желали никому смерти, но ничего не нашли более мудрого, чем поклониться императору, а затем японскому народу в знак своего согласия. И врага надо уважать, даже в его алчности. Я ловил взгляд своей любимой, и она неплохо сейчас держалась, моя милая Идиллия! Хотя лицо её побледнело ещё больше. Но к своему удивлению я неожиданно заметил в этом, хоть и ангельском облике, жесткие самурайские черты ее отца.

И вдруг я сразу и отчётливо осознал, случись что-то со мной, она будет биться за меня одна, насмерть, против всего своего народа, как сражалась против о отца.

Она и сейчас готова была идти на смерть вместо меня, если бы это было возможно. И это факт воистину неоспоримый.

Удивляло меня её величайшее самопожертвование во имя нашей любви. И сегодня я был самым счастливым человеком, осознавая, что я — самый счастливый на всей нашей грешной Земле. Но особо радоваться было нечему, по сути дела нас с Василием обрекали на верную гибель.

Душа Идиллии плакала и стонала и никакая маска на лице не могла это скрыть. Я не сомневался в этом. Идиллия не могла идти против назначения природы, её создавшей. Она женщина! И вечно останется такой! Великая женщина — богиня! И умереть за меня могла не задумываясь.

Я должен был победить в этом бою и спасти свою Идиллию. Она не свернёт со своего избранного пути, потому что терять ей будет уже нечего.

Император очень доволен, он даже помолодел весь. И в нём проснулся ярый пыл бойца. Но чтобы выглядеть ещё более эффектно в глазах своего народа, он объявил:

— Если победят казаки, я дарю им свободу, — и сделал ударение — если победят!

И улыбнулся, потому что был уверен, что это невозможно — они обречены!

Но его народ возликовал:

— Это великая честь, обрести свободу — радуйтесь, русские, и сражайтесь ещё злее. Вам есть за что биться и побеждать, и умирать не так тоскливо будет. И опять буря оваций великодушному императору. Но никто и не знал тогда, что им уже был подписан мирный договор с Россией и далее, об обмене военнопленными.

Господин Тарада был очень спокоен и только прижал свою правую руку к своему сердцу.

— Не волнуйтесь! — поняли его казаки.

Бойцы обнажились по пояс, рисуясь рельефной мускулатурой тела. Русские выглядели бледно на их фоне: война и госпиталь обелили их тела. Но всё же природа не обидела казаков: узкие талии, широкие плечи, мощные руки и шеи. И главное, что бросалось в глаза, пластичность и быстрота движений.

Спасибо господину Тарада, он спас нас от неминучей смерти, вернул нам силу и ловкость. И самое главное — мы обрели уверенность в себе.

Коно выбрал меня, а Такахаси решил проучить Василия Шохирева. Не знал он, что Василий командовал взводом разведчиков. А это своя школа боя — древнерусская. И нет ей равных в мире среди других школ по изяществу ведения боя и полёту мысли. Именно мысли — она жива. Она может воплощаться и даже, если надо, перевоплощаться. Разящий меч на расстоянии — и всё по воле бойца. Для этого нужны изнурительные тренировки с самого детства. Таким воинам было строжайше запрещено сражаться друг с другом, чтобы никогда не перевелось среди казаков это древнее искусство. Но чтобы достичь пика совершенства, едва хватает всей жизни казака.

Казак-пластун-разведчик — и знахарь, и боец, и ведун, и Богу угодный человек. Без крестного знамени казак ничего не делает — на всё у него воля Божья. Он вечный защитник России, дитя Господа Бога. Я сражался дедовской казацкой шашкой. Как дорога она мне! Не ржавеет твоё оружие, всё в бою оно, мой дедушка. Не опозорю я род Бодровых, знатных и именитых казаков. Всю свою жизнь славивших своими делами русское казачество и Россию. Сошла улыбка с лица самурая, понял он, что дело тут жаркое будет. Его древнейшее искусство наткнулось на что-то непонятное и никак не вязалось с его тактикой ведения боя. Вроде и не нападает казак, но всегда, хоть на одно движение клинка, опережает противника. Удивляет быстрота его реакции и тактическое мышление. Кто-то из толпы японцев решил помочь своему собрату и подкинул Коно кинжал. Теперь он ощетинился оружием и снова обрёл потерянную уверенность. Но я чувствовал себя необычайно легко. И чем сложнее поединок, тем больше мне доставляет он радости. Тем и славились русские пластуны, элита русского казачества — мастерским ведением рукопашного боя. И я тоже мог спокойно и без оружия сражаться с врагом и победить его. Ведь Россия всю свою бытность воевала с захватчиками. И веками копила свой боевой опыт. Вся её жизнь и жизнь ее народа — это война.

Скоро я захватил руку с кинжалом и она хрустнула в одно мгновение, как хворостина. Мощнейший удар в грудь рукояткой шашки опрокинул японца на землю. Самурайский меч выпал из рук Коно и он заелозил по земле, пытаясь подняться. Но я не наносил ему смертельный удар. Потому что я видел глаза самурая, он не был настроен на смерть.

В его глазах витала бездна страха, и вся его жизнь закрутилась перед глазами, на краю этой пропасти. Коно сразу вспомнил, что много раз был неправ, и много раз зря лишал жизни побеждённых бойцов. Но слава толкала его к своему венцу и он достиг её Олимпа. Вот тут пришёл и его черёд прощаться с жизнью, а перед смертью все равны. Только страшно так резко и сразу оказаться в таком безвыходном положении.