Лотар-Гюнтер Буххайм - Крепость

- Была довольно длинная ночь? – спрашиваю мягко.

- Это точно! Казалось, глаза из орбит вылезут!

Таким я еще не знал инжмеха. Может он все еще не отошел от разгульной ночи?

- Радуйтесь тому, что Вы еще имеете с собой Ваш член... – начинаю я.

- Не понял?

- А Вы что, не знали? Здесь шлюхи прячутся вместе с Maquis под одной крышей и отрезают члены – таким же парням как Вы, прямо посреди сношения, а затем...

- Бррр! – передергивает плечами наш инжмех и демонстративно дергается, словно от сильного отвращения.

- Командира видели? – спрашиваю, когда он, кажется, наполовину снова становится нормальным.

- No, Sir! Он еще не вставал.

На первую половину этого дня у меня уже есть полная программа: Достать карту улиц. Но прежде всего, раздобыть транспорт и бензин. Разжиться продовольствием – на всякий случай, на несколько дней. Также разжиться боеприпасами для автомата и пистолетов. И, возможно, у них здесь есть каптерка, где я смогу раздобыть свежее нижнее белье... И в этот момент ко мне подбегает вестовой и сообщает, что меня требуют в Административный блок. Меня вызывает адъютант.

- Командир Флотилии уже вернулся? – спрашиваю вестового.

- Никак нет, господин лейтенант. Он часто остается на два-три дня вне Флотилии.

- Здорово!

- Что Вы имеете в виду, господин лейтенант?

- Неплохо он устроился.

- Пожалуй, можно и так сказать, господин лейтенант.

~

Адъютант заставляет ждать себя. Говорю себе: Недолго осталось призраку нацизма. Так какого черта я еще трепыхаюсь? Все просто: Уход в отставку мне пока не светит. Сдаться и сложить на груди руки – мне тоже не по нраву! А где мой дар предвидения? Отсутствует.

Но в этот момент внутренний голос просыпается во мне, и начинает мучить меня: В какую щель ты хочешь смотаться, когда все это предприятие рухнет и наступит полный крах...?

Входит адъютант и усаживается таким образом, что мне виден лишь один его профиль за письменным столом.

Ах, что за вид: щеголеватый и напомаженный морской офицер! Бог мой, как же мне справиться с этим упрямым козлом? Тоже начать выпендриваться? Или просто ждать, когда меня проинформируют – всем видом показывая свою преданность? Я уже и думать не мог, что у меня будет возможность снова натолкнуться на адъютанта, еще более тупого, и очевидно, еще более толстокожего, чем адъютант Старика.

- Я потерял Вас вчера вечером из виду, – начинаю я, желая перевести разговор на возможность уехать. В ответ получаю:

- Слишком много дел!

Так, надо попридержать лошадей. Я полностью завишу от этой раздутой бутылки в виде луковицы: Любой ценой мне нужен транспорт. Без него нам отсюда не выбраться. А потому следует проявлять осторожность: Этот лентяй проявит все свое упрямство, если я начну слишком прямо выступать против его флегматичности. Надо не дать ему почувствовать мое беспокойство, иначе он станет проявлять еще больше упрямства.

Разумеется, я не могу часами делать этому человеку реверансы и проводить с ним время в пустопорожнем трепе. А потому, во второй раз высказываю ему мой просьбу и смотрю при этом на его рот: В конце концов, мне пора бы немедленно отправиться в путь – даже если мне придется ловить попутку на шоссе. В моем материале, больше чем безотлагательно, нуждаются в Берлине, но прежде мне необходимо выполнить подлежащие исполнению требования, явив-шись в Париж, лично к Командиру группы военных корреспондентов военно-морской группы «Запад»...

Интересно, что произошло, если бы я рассказал здесь и сейчас, этому человеку с заскоком, что хочу в Париже разыскать, прежде всего, следы, Симоны?

- Мы не можем, даже ради Вас, таскать из огня каштаны, – выскальзывает его ответ.

Не суетись, говорю себе. Затем спрашиваю, приняв смиренный вид, насколько могу:

- Таскать из огня каштаны – что это значит? Я совершенно не ожидаю от Вас ничего сверх Ваших возможностей, кроме Вашей помощи моего срочного выезда за пределы Флотилии.

Не звучит ли мой голос непокорно и строптиво?

- Срочного выезда? – адъютант передразнивает меня. – В нашей программе здесь этого нет...

В его голосе отчетливо звучит вызов и злая ирония. А я-то как раз и хочу избежать столкновения. А потому опять иду вперед и вполне ясным голосом – но в определенном тембре говорю:

- Так может Флотилия предоставить нам машину или нет? Она нужна нам, чтобы добраться до Парижа.

На этот раз адъютант медлит с ответом. При этом рассматривает меня наглым взглядом и повторяет с дерзкой усмешкой:

- Машину! Ну, конечно – Вам машину!

Тут уж я не могу больше сдерживаться:

- Так точно! Вы вполне поняли меня! Машину – а не дирижабль. И по возможности с водителем.

Адъютант уклоняется от моего взгляда и говорит в сторону:

- С машиной вопрос решен, но дело в том, что у нас нет машин годных к эксплуатации. И бензина, так или иначе, тоже нет... А еще проблема с отсутствием шин...

Я уже почти готов взорваться от ярости, но вместо ответа лишь достаю пальцами свое портмоне и развертываю его непосредственно перед животом адъютанта на письменном столе.

Я пытаюсь двигаться как при замедленной съемке и заставляю руки успокоиться, когда медленно вынимаю из портмоне различные бумажки: Должно быть, все это выглядит со стороны довольно забавно.

Тщательно упорядочиваю содержимое портмоне, как будто бы сейчас нет ничего более значимого, чем раскладывание бумажек в определенной последовательности. Наконец раскладываю бумаги непосредственно перед невыразительным лицом адъютанта на письменном столе. Затем, наконец, разложив все по порядку, пододвигаю ему эту кипу.

И добавляю: «Пожалуйста!» После чего откидываюсь назад на своем стуле.

В этот момент испытываю сожаление от того, что не курю. Эх, вот сейчас как раз тот момент, чтобы зажечь сигарету!

А еще лучше было бы набить трубку и глубоко затянуться.

Напряжение создает внутри меня такое сильное беспокойство, что с трудом сохраняю спокойствие. Все произошедшее кажется мне сплошным фарсом: Неужели я добрался с Божьей помощью из Бреста до La Pallice только для того, чтобы бессмысленно принести в себя жертву?! Янки могли бы меня и там спокойно укокошить.

А может быть, я должен был посильнее оскалиться и действовать более энергично? Надавить на этих засранцев здесь так, чтобы задницы затрещали? А если попробовать отбросить стыд и прикрыться именем Деница?

- Если гросс-адмирал узнает, что я здесь застрял, будет скандал! Думаю, Вам известен характер господина гросс-адмирала, господин обер-лейтенант...

Так, теперь мои слова прозвучали чистой угрозой! Адъютант, кажется даже язык проглотил от моей наглой самоуверенности. Он смотрит на меня, сначала выпучив глаза, а затем из-под прищуренных век. Я же пру дальше, словно закусив удила: