Роман Шмараков - К отцу своему, к жнецам

В тот же день к вечеру явился туда упомянутый император греков Курсак. И пилигримы принесли ему свои жалобы, он же обещал им всяческое удовлетворение и выдал четырех заложников. Сам же он втайне от пилигримов велел отовсюду собираться своим войскам. А назавтра он пришел в порт, где уже несколько дней стоял корабль с королевой Сицилии и с невестой английского короля, дочерью короля Наварры, не решавшимися сойти на берег, и начал говорить к ним как человек мирный, ни в чем не затевающий зла. Он всячески уговаривал их сойти, обещая, что они будут приняты честно и не претерпят никакой обиды, они же опасались ему довериться. Тогда император ушел и вернулся назавтра с обильными дарами, дабы почтить королеву Сицилии, и послал ей хлеб, баранину и вино с кипрских виноградников, лучше которых нет на свете; но эта дама, весьма мудрая и проницательная, велела благодарить за подношения и осталась на корабле. На третий день, это был день Господень, император явился снова и выказал все свое красноречие, побуждая их покинуть корабль; тогда дамы, уже давно пребывавшие среди волн и боявшиеся дальше перечить императору, обещали, что завтра сделают по его желанию и выйдут на берег. Выслушав это, император ушел весьма обрадованный. И когда эти две дамы, дав обещание, которое страшились исполнить, сидели опечаленные, беседуя о том, как им быть, вдруг на море показались два корабля, шедшие прямо к ним, а пока королева вглядывалась в них, за ними показалось еще великое множество судов, больших и прекрасных; тогда она воскликнула: «Нет сомнения, Бог прямиком ведет сюда моего брата Ричарда». Это было чистой правдой, ибо вскоре весь флот короля Англии приблизился к Лимазону. Когда король известился обо всем, что здесь было, он отправил двух послов к императору, дабы мирно просить, чтобы за все обиды было дано возмещение и пилигримам вернули их добро, император же встретил послов с пренебрежением и вылил на их головы все поношения, какие смог выдумать, ибо привык, что ему все сходит с рук, и надеялся, что так будет и впредь. Тогда король велел своим людям вооружаться, ибо в нем разгорелся прекрасный гнев против того, кто кичится своими грехами, и он отнюдь не думал себя сдерживать. Они выполнили этот приказ в мгновение ока и поплыли к берегу, который греки защищали, как могли: ибо они приволокли отовсюду двери, снятые с домов, бочки, жерди, скамьи, лестницы, щиты, обломки кораблей, заброшенных от ветхости, всякую домашнюю утварь и, словом сказать, донага раздели город, чтобы удержать порт. А император с приближенными объезжал берег в драгоценных и многоцветных одеждах, на боевых конях и прекрасных мулах, с пышными знаменами, колышущимися на ветру, а его люди подняли страшный крик и вой, видя приближение пилигримов, и за каждой выставленной доской у них был лучник или арбалетчик, наши же гребли против них в утлых лодках, к тому же были утомлены долгим плаваньем и вынуждены биться пешими в тяжелых доспехах, в чужой стране, где они ничего не знали и никому не могли довериться; но Бог судит, на чьей стороне правда. Сперва наши арбалетчики завязали перестрелку с их людьми, так что воздух помрачился от стрел, и многие погибли с обеих сторон, но греки подались и дали нашим высадиться; и когда король выпрыгнул на берег, а следом за ним все пилигримы, они ободрились и сказали друг другу: «Теперь-то уж мы постучимся к ним в двери». Тут пошло доброе сражение уже не на дротах и стрелах, но на мечах, и было совершено много славных подвигов перед глазами короля. Наш господин оказал несравненную доблесть, жестоко досадуя на греков, из-за чьего коварства и вероотступничества пилигримы имеют столько препятствий на пути и никак не могут исполнить своих обетов. И надо вам сказать, что греки не вытерпели долго, но бросили свои корабли и показали хребет. Тогда наши вторглись в город и разошлись по его окрестностям. Король, видя бегство императора с его богатыми знаменами и стягами, вскочил на какую-то лошадь и пустился ему вслед, громким криком призывая его помериться один на один, тот же, словно соглашаясь, погнал коня еще быстрее и победил в резвости. После этого король, видя, что город принадлежит ему, пригласил дам сойти с корабля, что они сделали весьма охотно, и поместил их в прекрасное жилье, дабы они отдохнули от морских тягостей. Сам он расположился на ночь в своих шатрах и велел вывести коней с судов, император же, не зная об этом, не питал большого страха и устроился на ночлег всего в пяти милях оттуда. Поутру, около девятого часа, король со своими людьми сел на коня и неподалеку в масличной роще нашел отряд греков с их славными знаменами, который, едва завидев людей короля Англии, пустился прочь, наши же скакали не быстро, жалея коней, кои целый месяц терпели море; и вскоре они увидели лощину, где император отдыхал со всем своим войском, и сказали королю: «Прекрасный сеньор, давайте отпустим эту закуску, которая убегает, раз уж мы нашли весь обед поданным в этой долине». Король не заставил себя долго уговаривать, и они пришпорили коней и ударили на греческий стан, где люди в большинстве еще спали; и они пронеслись там, рубя веревки и валя шатры и павильоны, и поднялся такой вопль, что этого нельзя передать. Король же копьем вышиб из седла императора, когда тот ездил среди своих людей, укоряя их и понукая на битву; однако император оправился и успел бежать на другом коне, оставив в этой долине, где он думал найти покой и защиту от гнева, много своих рыцарей убитыми и подарив королю свой золотой шатер, свое знамя, пышное и богато расшитое, и целую груду одежд, ибо он более стыдился иметь нечистую одежду, чем нечистую душу. Пилигримы преследовали греков две мили, а потом умерили шаг и вернулись. Воистину, это был богатый обед, поскольку в помянутой долине им досталось множество шелковых одежд, золотых и серебряных сосудов, коней и мулов, и скота, и шлемов, и панцирей, и другого оружия, слишком хорошего для людей, которые им владели прежде, так что каждая душа насытилась полученной добычей. После этого король велел объявить через глашатая, что те, кто желает мира, могут входить и выходить свободно, те же, кто почитает короля своим врагом, пусть опасаются попасть ему в руки, ибо кто считает его врагом, тому он охотно явит себя таковым. Император же, весьма смущенный и опечаленный, бежал в сильную крепость, называемую Никосией, и затворился там.

На третий день после этого приплыли на Кипр три корабля, в коих находились Ги, король Иерусалимский, и Жоффруа, его брат, и Онфруа, сеньор Торона, и Раймунд, князь Антиохийский, и его сын, граф Триполи, и другие знатные люди из Палестины, дабы стать людьми короля Англии, и клялись ему в верности против всех людей; король принял их с отменной учтивостью и даровал королю Иерусалимскому две тысячи марок серебра, 20 чаш стоимостью в сто марок и много иного, зная, что его дела были не очень хороши. Тогда и жители этой страны начали переходить на сторону короля Англии, ибо он во всем оказал себя великим и доблестным победителем, и клялись ему в верности. Видя, какое счастье на стороне короля, император Курсак счел за лучшее отправить ему послов, прося мира и обещая дать 20 тысяч марок золота в возмещение ущерба, а также освободить пленных пилигримов с их добром и самому отправиться в Иерусалимскую землю, дабы послужить там Богу, с сотней рыцарей, четырьмя сотнями тюркоплей и пятью сотнями пеших в добром оружии, а сверх того, впредь держать свою власть от короля Англии, а в обеспечение верности давал в залог свою дочь, которая была его единственною наследницей, и несколько сильных крепостей; и знайте, что он не сулил бы так много, если бы собирался это исполнить.