Дмитрий Евдокимов - Воевода

Толпа бегом выкатилась из Кремля на Красную площадь. Встав на Лобном месте, Ляпунов, Салтыков и Хомутов стали звать всех бояр, патриарха, духовных лиц, дворян, детей боярских и весь православный люд на всенародное собрание за Серпуховскими воротами, полагая, что все не уместятся здесь, на Красной площади.

Народ из всех концов Москвы повалил за Серпуховские ворота. Приехали бояре и патриарх. Говорили по очереди зачинщики — Ляпунов, Салтыков, Хомутов:

— Наше Московское государство дошло до конечного разорения. Мы — словно овчарня, когда на неё волки нападут! Бедных православных христиан душат без милости, и никто не обороняет нас, никто не хочет помочь нам! Вот три года — четвёртый на царстве сидит Василий Шуйский. Неправдой он на царство сел, не по выбору всей земли, и оттого нет на нём Божьего благословения, нет счастья земле. Сотни тысяч душ погибло напрасно! Как только братья его пойдут на войну, так и понесут поражение; сами прячутся в осаде, а ратные люди разбегаются. Православные христиане! Те наши земляки, что в Коломенском с вором, согласны своего вора оставить и быть с нами в соединении, если мы Шуйского оставим. Собирайтесь на совет, как бы нам Шуйского оставить, а вместо него выбрать всею землёю государем того, кого Бог нам укажет.

Патриарх Гермоген пробовал было уговаривать разбушевавшихся москвичей, но чувствовалось, что делает он это по долгу службы, а не по убеждению. Увидев, что его не слушают, Гермоген уехал. Выбранная москвичами делегация на этот раз состояла из знатных людей. В числе её был свояк государя Иван Воротынский. Он и говорил речь, когда царь принял их в тронном зале:

— Вся земля бьёт тебе челом, царь Василий Иванович! Оставь своё государство из-за междоусобной брани, чтобы те, которые тебя, государь, не любят и служить тебе не хотят и боятся твоей опеки, не отстали от Московского государства, а были бы с нами в соединении и стояли бы за православную веру все заодно.

Горько разрыдавшись, как мальчик, который не смог выполнить предложенного ему урока, Шуйский при гробовом молчании бояр, тех самых, которые четыре года до того выкрикнули его на царство, сошёл с трона, положил на него посох и шапку Мономаха и с опущенной головой, сгорбившись, проследовал в свой княжеский дом. Однако зря он надеялся, что злоключения его наконец-то заканчиваются.

Все принадлежности царского чина были немедленно взяты в казну. Правление государством временно, до избрания нового царя, взяла на себя боярская дума во главе со знатнейшим из бояр Фёдором Ивановичем Мстиславским [96] Фёдор Иванович Мстиславский (?—1622) — князь, боярин и воевода, влиятельный член боярской Думы с 1586 г. Трижды отказывался от выдвижения на русский трон (1598, 1606, 1610). Глава Семибоярщины в 1610 г. .

На следующее утро, 18 июля, москвичи толпой отправились к Данилову монастырю для встречи с представителями Коломенского лагеря. Дмитрий Трубецкой и другие приближённые «царика» расхохотались посланцам москвичей в лицо:

— Дурно, что вы не помните крестного целования великому государю, а мы за своего помереть рады!

Москвичи, получив такой ответ, возмутились вероломству коломенцев. Многие с досады готовы были вернуть Шуйского на царство. Тот, узнав об этом, приказал раздать московским стрельцам деньги в надежде снова вернуть себе царство. Поднял голос в защиту поверженного и Гермоген.

Чтобы окончательно отрезать Шуйскому путь к престолу, было только два выхода: либо лишить его жизни, либо заставить «добровольно» постричься в монахи. Ляпунов и другие заговорщики остановились на более гуманном решении, не желая более кровопролития. Подговорив иеромонахов Чудова монастыря, Захарий заявился в подворье Шуйского с командой, состоящей из Ивана Салтыкова, Петра Зайкина, князей Туренина, Тюфякина и Мерина-Волконского. Молодую жену Марью Петровну увезли для пострижения в Вознесенский монастырь, а самому Шуйскому предложили постричься добровольно. Он вновь начал плакать и стенать:

— Люди московские! Что я вам такое сделал? Какую обиду учинил? Разве за то, что воздал месть тем, которые содеяли возмущения на святую нашу православную веру и тщились разорить дом Божий? Разве за то, что мы не покорились Гришке-расстриге и его богомерзким советникам?

Но разжалобить ему никого не удалось. Ляпунов снова повторил, что он должен постричься.

Шуйский наотрез отказался. Тогда Ляпунов крепко схватил его сзади за руки, чтобы он не отмахивался, и кивнул иеромонахам, чтоб те начинали процедуру пострижения. Когда по ходу обряда был задан ритуальный вопрос, желает ли он постричься, Шуйский громко возопил «нет», стоявший рядом с ним Василий Тюфякин ответил за посвящаемого: «Желает, желает». Это потом дало повод Гермогену для ехидничанья. Не признав правомерность пострижения Василия Ивановича, патриарх заметил, что иноческий сан принял Тюфякин, поскольку он дал согласие на пострижение. На Шуйского насильно напялили монашескую рясу и отвезли в Чудов монастырь, где и заперли в келье.

Вся Русь затаилась: кто же теперь будет зван на царство? В числе претендентов в первую очередь назывался Василий Голицын. К нему, в частности, был благосклонен патриарх. Но были у него и могущественные противники из числа наиболее знатных москвичей. Самый родовитый из них, Фёдор Мстиславский, сам не претендуя на корону, одновременно не желал усиления ни одного из родов Рюриковичей. Была партия, требовавшая избрания царём Михаила Романова, малолетнего сына митрополита Филарета. Московская чернь вдруг снова заволновалась, требуя возвращения царства законному государю Димитрию Ивановичу, стоявшему в Коломне. Это ещё пуще напугало «лучших людей» Москвы. Боярская дума направила грамоты, приглашая по одному представителю от каждого города явиться в Москву для избрания государя. Однако пока грамоты шли, вопрос об избраннике решился...

...Ещё когда Жолкевский стоял подле Царева-Займшца, выжидая, как будут развиваться события, Михайла Салтыков и Григорий Валуев, находившиеся в его ставке, снеслись с московскими боярами. Они сообщили, что целовали крест на царство королевичу Владиславу, и советовали москвичам сделать то же самое. Бояре встали перед выбором — либо Владислав, либо Димитрий. Правда, раздавались ещё голоса в пользу наследника шведского престола, но он был далеко, а две вражеские армии, угрожающие Москве, — совсем рядом. Войска Жолкевского 23 июля подошли к Москве с запада и расположились на Сетуни. Русские сначала решили, что это один из польских отрядов самозванца, но оказалось, что это «другие» поляки. Навстречу стрельцам выехали Иван Салтыков и Григорий Валуев. Дело окончилось, по русскому обычаю, слезами и лобызанием.